было равных!
Ну что? Хочешь посмотреть? Давай, смотри!..
Конечно, он дрогнул первым, воровски застрелял глазками по сторонам, а потом уставился в спинку переднего кресла.
Ага, ага, вот, значит, как!.. Значит, все у нас хорошо, перспективы есть, нужно только поиграть подольше. Впрочем, это успеется!
И потом, он сам сказал, что украл из музея какие-то штуки, а это так чертовски романтично! Виктория никогда не знала людей, которые бы работали в музеях, – кроме директора Лувра, с которым отец дружил, но он не был похож на музейного работника. И никогда не имела дела с теми, кто что-то из музеев крадет! А фильмец этот, где в Лувре кто-то кого-то укокошил, кажется, из религиозных соображений, и потом тот, которого играет Том Хэнкс, стал искать какой-то постскриптум или манускрипт, ей очень даже понравился! Скучноват, конечно, но ничего, смотреть можно, и главный герой там такой романтичный! Кажется, даже немного похож на Федора! Вот интересно узнать: что именно он украл из музея и зачем?! Впрочем, все это удастся выяснить, только если она не будет раздражать Олега, а иначе он заставит свою гориллу отвезти ее к папе, а тому ни о чем таком не расскажешь! Папа моментально приставит к ней трех охранников, отберет «ТТ», выдаст из собственных запасов какой-нибудь жуткий лимузинище, и тогда вообще пиши пропало! Даже к Макарке больше не отпустит!
Ах, как жалко старика!
Виктория даже поежилась и моментально позабыла о Федоре.
Как несправедливо, как неправильно все устроено! Смерть должна приходить строго по графику и предупреждать заранее, а так, ни с того ни с сего – как хотите, это свинство!..
Машина между тем свернула со Сретенки в какой-то богатый странный переулок, где дореволюционные особнячки перемежались с только что отстроенными, но точно такими же. В переулке было тихо и сонно, как будто здесь загород, а не Москва, и заканчивался он будкой со шлагбаумом. Машина, не сбавляя скорости, надвигалась на шлагбаум, и он стал сам собой подниматься, а за ним открылся чистенький дворик с круговым движением, и расчищенными сугробами, и – чуть подальше – съездом в подземный гараж.
Из будки вышел человек в форме и издалека поклонился машине Олега Петровича.
Федор Башилов вдруг занервничал еще больше. Он никогда не был в таких местах и вообще не знал о том, что они существуют. Роскошь и благолепие, виденное в кино, не шли ни в какое сравнение с этой чистотой и покоем – в самом центре Москвы! – и с человеком, который поклонился машине!
Гена въехал прямо под портик, остановил «Мейбах» перед освещенным подъездом и объявил, что они приехали.
– Только я сразу домой не поеду, – тревожно сказала Виктория. – Олег, ты даже не начинай! Я устала и есть хочу, и мне нужно… нужно…
Она не знала, что бы ей такое придумать. Сказать «в туалет» при Федоре она решительно не могла, а все остальное никак не сойдет за уважительную причину!
– Господи, – произнес Олег Петрович горестно, – как вы мне все надоели!
И полез с переднего сиденья, волоча за собой спортивную сумку.
Гена открыл Виктории дверь и Федору открыл тоже, а потом сумку у Олега Петровича перехватил.
Федор кое-как выбрался из машины и замер перед портиком и крыльцом.
– Давай, парень, как тебя там?.. Федя, что ли? Федя – съел медведя! Двигай!
Следом за Олегом – Гена предупредительно распахивал двери – они вошли в теплое и просторное помещение, освещаемое канделябрами и громадной бронзовой люстрой. В чистом мраморе полов отражались язычки настоящих толстых витых свечей, горевших в канделябрах, и пахло уютно – горячим воском и… камином. Вскоре обнаружился и сам камин – с левой стороны, громадных размеров. Над ним висел какой-то портрет, а рядом стоял столик, расчерченный для шахмат, и сами шахматы. Дальше были еще какие-то столики и полки с книгами, библиотека, что ли?..
– Добрый вечер, Олег Петрович.
– Добрый.
Еще один человек в форме поднялся из-за конторки, где он читал толстую книгу, и пошел впереди.
Федор был в полном смятении. Кто все эти люди?! Прислуга?! Охрана?! Что они тут делают и зачем их так много?!
У него тяжело застучало в виске, должно быть, от всех переживаний сегодняшнего дня!
Еще утром он не знал, как зайти к отцу на работу, и был уверен, что его вытолкают взашей – да его и вытолкали бы, если б не фамилия в паспорте! – и утренний офис казался ему верхом богатства и роскоши, жилищем бога!
А это… Это что такое?! И кто этот всесильный человек, прокричавший ему в лицо, что его зовут Олег Петрович Никонов?! Вот он-то и есть самый настоящий бог, а те все, включая отца, просто мелкие сошки, что ли?!
Но так не бывает, просто решительно не может быть! И он, Федор Башилов, не может здесь находиться! Сейчас этот, в ливрее, оглянется, увидит курточку из «искусственного кролика», разбитую губу, ботинки, рюкзак и вышвырнет его отсюда, как нашкодившего пса!
– Сюда, пожалуйста, господа.
Господа, совсем уж зашелся Федор. Какие еще господа?! Может,
Ливрейный нажал какую-то незаметную кнопочку в мраморе, и тут же перед ними разошлась стена, и открылась комната, небольшая, но богато убранная, с ковром и широкой напольной вазой. В вазе величественно цвели розы.
