– Никогда в жизни, – повторяла Марья Трофимовна, и голос у нее тоже дрожал, как и руки, – никогда в жизни у нас не было таких… вопиющих происшествий! Я сорок лет на работе, и у нас никогда ничего не пропадало! Когда из эвакуации музей вернулся, все было в целости и сохранности. Из эвакуации! Я потом все описи проверяла, уже когда на работу пришла! А тут такое!.. И в нашем отделе!
– Может, водички? – спросила Мария Викторовна жалостливо. – Налить?
– Мне ничего не нужно. Где же телефон! Куда я его дела?!
– А вы… хорошо искали? – осторожно поинтересовался Федор. – Может быть, ничего и не пропало?.. Может, все на месте?
– Как?! – возмутились в один голос обе Марии Викторовны, а Нелечка еще больше округлила и без того круглые глаза, а потом прижала ладонь ко рту – от ужаса. – Как не пропало?!
– Что вы хотите сказать? – Марья Трофимовна перестала шарить в бумагах и уставилась на Федора. Из-за очков глаза ее казались выпуклыми, как у лягушки. – Нет, извольте объясниться! Вы хотите сказать, что мы не знаем, что у нас в запасниках?! Или, быть может, вы знаете лучше меня?!
– Да нет, но у нас три тысячи семьдесят единиц хранения…
– Если быть точным, три тысячи семьдесят три!..
– И помещение маленькое, – продолжал Федор тихо. – И залило нас в прошлом году, помните? Мы тогда ценности в третье хранилище таскали!
– Не таскали, а эвакуировали! – отрезала Марья Трофимовна. – И не морочьте мне голову, Федор! Сокровищ, бесценных сокровищ нет! А вы говорите, что я их не заметила! А в милицию я все-таки позвоню! Где телефон?! Где телефон, я вас спрашиваю?!
Федор пожал плечами.
Мало того, что жалко ее, так еще и стыдно до невозможности! Актерских способностей у него было на копейку, и изображать неведение давалось ему с трудом.
Скорее бы уж все кончилось. Как-нибудь, но кончилось бы!..
В успех кампании, которую они должны были осуществить вдвоем с Викторией, он не слишком верил, но ему было почти все равно – лишь бы ценности вернулись в музей, где им самое место. Даже если после этого его будут судить – значит, будут судить, недаром Олег Петрович сегодня утром, когда мать поила их чаем, высказывался в том духе, что «закон суров, но это закон»! Федор понял его слова так, что, если ничего не выйдет и его поймают прямо с этой самой спортивной сумкой, ему придется отвечать – и он ответит! Лишь бы только все кончилось.
Странным образом он совершенно не вспоминал о Светке, которая думала, что кардиган – это пеньюар, и еще говорила, что из него, Федора, ничего не выйдет. Он как-то сразу перестал о ней думать, как будто отложил на потом. Сейчас он разберется с ценностями, а уж потом со Светкой.
Олегу, который утверждал, что Светка решила отобрать у него, Федора, коллекцию и деньги Василия Дмитриевича, он не слишком поверил, но беспокойство за нее, ужасное, мучительное беспокойство, отступило, и за это ему тоже было стыдно – будто он предал старого друга!..
Светка не была старым другом, а как раз наоборот, новой подругой, но то, что он так легко выслушал все инсинуации в ее адрес, казалось ему предательством. Он еще разберется с этим, но потом, потом, не сейчас!..
– Он приехал на работу, – между тем говорила Марья Трофимовна в телефон. – Только что. Нет, никуда. Да, пожалуйста, товарищ, приезжайте быстрее! Быть может, он даст ценные показания!
Федор усмехнулся, уставившись в какую-то бумагу. В бумаге было написано про модель города Иерусалима, изготовленную искусником из города Бремена по фамилии Шольц, а в некоторых источниках – Шульц. Федор когда-то собирался диссертацию писать как раз про модели Иерусалима. Это было его тайной страстью. Никто не знал, даже мать, а в отделе русского искусства его просто засмеяли бы!..
– Подойдите, – велела начальница, и он даже не понял, что она обращается именно к нему. Лишь только когда она стала махать телефонной трубкой в его направлении, а Нелечка зашипела: «Возьмите же, возьмите!» – Федор с грохотом отодвинул стул, подошел и взял трубку.
– Федор Алексеевич?
– Здрасти.
– Добрый день.
– Это милиция, – мстительно подсказала Марья Трофимовна и опять движением фокусника поменяла свои очки. – А как вы думали? Вот сейчас они точно во всем разберутся.
– Почему вчера отсутствовали на рабочем месте?
– А?
– Почему вы вчера на работу не пришли?
– Зуб заболел, – сказал Федор, насилу вспомнив, какую версию он выдал начальнице. – А потом я спал. Мне мать только утром сказала, что вы звонили.
– А почему вечером не сказала?
– Когда я пришел, ее не было дома. Она побежала меня искать и искала до утра.
– Ну конечно, – ироничным тоном протянула трубка. – Она вас искала, а вы дома тихо спали!.. Это уж как водится! И подтвердить, что ночью вы дома спали, конечно, некому?
Федор помолчал и вдруг вспомнил.
– Соседку можете спросить. С пятого этажа. Ващенкина фамилия. А может, и не с пятого, я точно не помню. Она видела, как я домой вернулся, и разговаривала со мной. Про мать спрашивала.
