Договорились?
Странное дело, но мать утихла. Рот у нее самопроизвольно открывался некоторое время, а потом она повалилась на диван и толстыми пальцами взялась за щеки – лак на ногтях почти облез.
– А че? – прошамкала бабуся Логвинова. – Чай плохо? Дело молодое, пущай их себе…
Вероника всхлипывала.
– Дед, мы встречаемся уже два года! Два! Дед, ну я же не безмозглая дура, чтобы ничего не понимать! Ну почему ты совсем, совсем!
Марина была так поражена, что не могла даже ни о чем спросить своего генерала.
Вероника и Павлик?! Господи Иисусе! Куда там старику Шекспиру с его итальянскими семьями, когда тут Павлик с Вероникой!
– Разговор, который мы подслушали с Мариной, – начал Тучков Четвертый, – как раз больше всего подходил под разговор влюбленных, которые встречаются… тайно. Я потом запутался немного, но путался недолго. Я хотел, чтобы Марина мне помогла выяснить кое-что. Я думал, что она поговорит с Вероникой, и… Она помогла мне, но в разговорах уже не было необходимости. Так вот. На корт вчера Вероника пришла в мокрых кроссовках и зачем-то три раза повторила нам, что только что встала с постели, хотя никому из нас не было дела до того, когда она встала. Тем не менее она повторяла. Как я понимаю, для того чтобы все запомнили и при случае подтвердили Генриху Яновичу, что она никуда не отлучалась и на площадку пришла прямо из номера. А она ходила на свидание. Верно?
Вероника кивнула и покосилась на своего деда. Тот сидел очень прямо и барабанил пальцами по столу.
Марина почему-то вспомнила свою мать.
Да. Все это очень нелегко. Нелегко.
Даже таким молодым нелегко.
– Потом Марина слышала, как они ссорились с дедом, и Вероника кричала что-то о том, что умрет, но я никак не предполагал, что она может умереть от любви… к Павлику.
– Так ведь никто не предполагал, – язвительно вставил Генрих Янович и пронзительно посмотрел на преступницу. Преступница вдруг ему улыбнулась дрожащей улыбкой. Дед величественно отвернулся.
А может, и обойдется, кто их знает? Может, у них и вправду… любовь?
– Потом была игра с телефоном, который не звонил, – все для деда, чтобы он ничего не заподозрил. Вы ведь пообещали ему, что больше не станете видеться с Павликом, да? И разыграли сценку с неведомым московским приятелем, которого называли дусей и объяснялись в любви. Правильно?
Вероника кивнула.
– Господи, какой разврат! – пробормотала Элеонора Яковлевна, содрогнулась и погладила Оленьку по плечу. – До чего могут дойти эти молодые!
– Я пообещала, потому что дед сказал, что я его сведу в могилу. А Пашке я сказала, что попробую все же его уговорить. Ну вот. А дед никак не уговаривался. Я тогда Пашке записку написала, чтобы он уезжал, и под дверь сунула.
– Я знаю.
– Откуда? – поразилась Вероника и вытерла слезы. – Никого же не было в коридоре!
В коридоре не было, подумала Марина быстро. Зато на балконе оказалось полно народу.
– Я не знала, что он приедет, – объяснила Вероника, – я его просила не приезжать. А он заявил, что такой подходящий случай всем все открыть – и деду, и его… маме. Он сказал – ты потом ни за что не решишься. Давай сейчас. А я боялась очень. Я хотела, чтобы он уехал.
– Да что мы?! Разбойники с большой дороги, что ли? – вдруг пронзительно вопросила Валентина Васильна и высморкалась в носовой платок в крупную синюю клетку. – Мы что, своим детям враги, что ли? Боялась она! Подумаешь, трусиха какая! Нужен тебе мужик, так и стой на своем, никому не отдавай! А то боится она! Волков бояться, в лес не ходить!
– Все от чувств-с, – поддержал Генрих Янович. – Такое смятение ума у них делается, что себя не помнят-с.
Марина улыбнулась потихоньку.
– Вторая наша парочка, – ни с того ни с сего вступил генерал Тучков, о котором все забыли, – это Оленька и Геннадий Иванович. Прошу прощения.
Геннадий Иванович покраснел пятнами и независимо подтянул пояс штапельных брючат.
– О как! – задумчиво провозгласил Павлик. Огромной ручищей взял Веронику за штрипку джинсов, притянул к себе и поставил рядом.
Элеонора ахнула. Валентина захохотала басом.
– Па-азвольте! – очень грозно крикнул Геннадий Иванович. – Па-азвольте!
Оленька куталась в шальку, молчала, прятала глаза. Свеча горела на столе, свеча горела.
– Нет, Геннадий Иванович, – успокоительно сказал Тучков Четвертый, – я вовсе не собираюсь вас… в чем-то обвинять. Правда. Просто ваши… шатания по лесу тоже сбили меня с толку. У вас в лесу были романтические свидания?
– Мама, пойдем отсюда, – из платка сказала Оленька и проворно поднялась.
– Ольга Павловна! – умоляюще попросил Тучков и простер руку. – Сядьте. Вы… не переигрывайте, ладно? Маменька ваша давно в курсе дела, верно, Элеонора Яковлевна? Она вас и на свидания провожала, и ситуацию контролировала. Возле корта с корзиной. Верно?
