– Я не хотела его убивать. Мне достаточно было того, чтобы он упал, покалечился, ногу сломал, руку. А может, спину. Как повезет.
– Зачем?! – не выдержала Марина. – За что?!
– Он мой зять, – сказала бабуся Логвинова и вытянула ноги, прикрытые сиротской старушечьей юбкой. – Он богатый человек из богатой семьи. Он хорошо зарабатывает, а отец дает ему еще больше. Он завел любовницу и собирался бросить мою дочь. Мы остались бы без средств, если бы он развелся с дочерью. Этого нельзя было допустить. Я решила, что выслежу его и что-нибудь с ним сделаю, что позволит… хотя бы на время изолировать его от любовницы. Нам нужно было, чтобы он написал завещание, а потом… я бы придумала, что с ним делать. Отпустить его просто так мы не могли. У нас ребенок, он должен на что-то жить.
– Он вас узнал, – сказал Тучков. – Как это вы думали, что можете его обмануть? Он же хорошо вас знает!
– Не выдумывайте, – отрезала Логвинова, – ничего он не узнал. Он на меня ни разу в жизни не посмотрел, как полагается зятю.
– А как полагается зятю? – Это опять Марина спросила.
– Да вам-то что? – Она смяла в пепельнице окурок и тут же закурила следующую сигарету. – У вас никогда не будет зятя. У вас никогда никого не будет. Я ненавижу старых дев, которые везде суют свой нос! Все беды из-за них!
– Спицей из арбалета стреляли? – буднично поинтересовался Тучков. – Впрочем, продавщица сказала, что именно вы вчера утром купили такую игрушку.
– Я долго думала, как именно это сделать, и придумала только вчера. Но я не ожидала, что он умрет. Просто мне повезло. И ему повезло. Он умер мужем моей дочери. А моя дочь осталась богатой молодой вдовой, и внучка – наследницей. Слава богу, я выполнила свой долг.
– Он не собирался бросать вашу дочь, вот в чем штука, – негромко проговорил Тучков Четвертый. – Он любовнице сказал, что никогда не женится на ней, потому что любит жену. И ребенка любит. У любовницы на этой почве истерика случилась такая, что она даже на лошади не поехала. А вы его убили. Ужасно глупо.
– Я не верю ни одному вашему слову, – отчеканила бывшая бабуся Логвинова. – Не трудитесь.
– Да мне, собственно, все равно, верите вы или не верите. Но я занимаю определенную… должность и отпускать вас с миром не стану.
Она пожала плечами и затянулась.
– Меня в Москве отпустят.
– Возможно. Но сейчас я сдам вас в милицию.
Бедный Вадим, думала Марина не переставая.
Бедный, бедный, глупый Вадим! Он играл с огнем и доигрался. Он понятия не имел, что его теща ценит его деньги гораздо дороже, чем его жизнь. Она убила его и теперь уверенно курит, и весь вид ее говорит – ах, какие пустяки!
– Ну че?.. – спросил Павлик басом. Его ящеричные глаза как-то очеловечились, или Марине так показалось? – Все? Больше разоблачений не будет?
– Еще один вопрос, – сказал Тучков. – К Веронике.
– Ко мне?!
– Да. Вы видели, как тот, самый первый покойник, выходил из номера напротив вашего, да?
Вероника моргнула, как будто не сразу сообразила, о чем идет речь.
– Ах, ну да! Да! Точно! А что? Его тоже она?
– Вы видели, что он именно выходил, или нет? Вспомните, это очень важно.
Вероника задумалась. Глаза у нее блестели. Павлик держал ее за руку – все видели, что он ее держит, и помалкивали, даже его устрашающая мамаша, даже ее рафинированный дед! И сам черт ей был не брат!
– Вероника, – поторопил Генрих Янович строго, – Федор Федорович тебя спрашивает!
– Да! То есть нет.
– Что нет?
– То есть я не видела, что он выходил, – затараторила Вероника, – он стоял, взявшись за ручку двери, вот так. – И Вероника изобразила, как именно он стоял. – То есть он мог выходить, а мог и входить…
– Спасибо, – поблагодарил Тучков. – Это очень важно. Вы очень мне помогли.
Марина ничего не понимала.
Какая дверь, какая ручка? При чем тут дверь?
Дверь – не та, про которую толковала Вероника, а та, за которой они сидели, – вдруг приоткрылась, и в нее просунулась усатая физиономия, странно знакомая и какая-то чересчур умильная, как будто вымытая сладким сиропом.
Физиономия нашла Тучкова, вылупила глаза и вскричала:
– Федор Федорович!
– Забирайте, – разрешил Четвертый. – Всем спасибо.
