Не могла же она объяснить ему, что не хочет улыбаться его шуткам, зато хочет исключить его из своей жизни!
В холле, откуда на второй этаж поднималась лестница, они обнаружили бабусю Логвинову. Бабуся водила пальцем по расписанию автобусов, идущих в райцентр. Расписание было отпечатано на машинке и засунуто в прозрачный пластиковый карман.
«Росписание атправлений», – вот как было напечатано.
Бабуся оглянулась на Федора и Марину, спустила очки на кончик носа и благожелательно закивала.
– Вам помочь, Ирина Михайловна? – галантно спросил Федор Тучков.
– И-и, нет, милай! Че мне помогать? Бабка хоть и старая, а глаза вострые, все разглядела!
Марина до смерти боялась, что бабуся Логвинова сейчас тоже заговорит о том, как Марина свалилась с забора «прям в руки миламу», схватила Тучкова Четвертого за рукав и потянула. Тучков и бабуся посмотрели на нее с удивлением. Марина рукав выпустила.
– Вы уезжаете, Ирина Михайловна?
– Собираюся потихонечку. Вызывают меня дети мои, чегой-то там у них… не заладилося.
– Заболел кто-то? – участливо спросил Федор.
– Свят, свят, – перекрестилась бабуся, – уж и свечку поставила, когда отправлялась, чтоб, значит, мне живой вернуться и чтоб тама, дома, все как следует было.
Бабуся замолчала. Федор ожидал продолжения, но его не последовало.
– Так что случилось-то, Ирина Михайловна?
– Зять мой захворал, сердешныя… Так захворал, что не чают, будет жив мужик иль нет!
– Сердце? – спросила Марина.
Отец когда-то умер от сердца. Она его почти не помнила. Только отдельные смешные словечки вроде «кормой вперед». А еще «кобель на бугру» – если что-нибудь торчит явно не на месте.
– Так не знаю я! Дочь в телефон говорит, приезжай, мать, не управимся без тебя! От беда, беда…
– А вы до Архангельска едете? – зачем-то спросил задумчивый Федор.
– До него, милай! А там близехонько, верст сто пийсят, и на месте. Мокша, село наше, большое. А раньше больше было, до войны когда, а Логвиновых, почитай, шашнадцать семей!
– Трудно вам добираться, Ирина Михайловна.
– Так это разве ж трудно! В войну, от было трудно! А щас разве ж трудно! Больно люди балованы стали, от им и трудно! А старикам ничо не трудно.
Бабуся еще взглянула в расписание и пошла прочь. Косолапые ноги в плюшевых тапочках, палка, коричневые нитяные чулки, бедная юбка и платок. Плат – так она говорила.
Федор и Марина смотрели ей вслед.
– Н-да, – промолвил Тучков Четвертый особым «заключительным» голосом. – Ничего не понятно. Она все время почему-то врет.
– Как?!
– Зачем ей расписание автобусов?
– Как зачем?! Она уезжает!
– Куда? – холодно поинтересовался Федор. – Куда она уезжает?
– Домой. В эту свою Мокшу. Она же сказала – зять заболел!
– Поезда останавливаются на нашей станции. Питерский и московский. Или она в Мокшу на трамвае поедет?
– Почему… на трамвае?
– Потому что до Архангельска можно добраться через Питер или Москву. Нет никаких прямых поездов от райцентра до Архангельска, это точно. Тогда зачем ей в райцентр?
Марина была поражена.
– Ты точно знаешь, что нет таких поездов?
Он засмеялся:
– Точно. И звонок. Зачем она сказала, что дочь ей звонила?
– А что?
– Дочь не могла ей звонить, – убежденно проговорил Федор Тучков Четвертый.
Марина пришла в раздражение. Ей нравилась бабуся Логвинова, и хотелось ее защитить.
– Почему не могла?!
– Потому что не могла, и все тут.
– Ты что? – подозрительно спросила Марина. – Видел мобильный телефон ее дочери? Держал его в руках? Нажимал кнопки повторного вызова?
