Грозовский свистит в ванной.
– Данилов, ты молодец! – издалека сказал Грозовский. – Главное, и места не так чтобы очень много, а на все хватило!.. Молодец, – повторил он, появляясь в холле. Вид у него был кислый, как будто он расстроен тем, что Данилов молодец. А может, и в самом деле расстроен?
– Ужинать будешь?
– Не буду. Давай компьютер, и я поеду.
– Кофе?
– Данилов, ну тебя в баню с твоими манерами! Я не хочу кофе! Я хочу компьютер.
– Сейчас получишь.
Замшевый чемоданчик с ноутбуком, которым Данилов пользовался только в поездках, был задвинут на нижнюю полку стеллажа. Данилов вытащил его и придирчиво осмотрел. Ни пыли, ни пятен не было на замшевой шкуре чемоданчика – домработница Нинель Альбертовна убирала на совесть. Чемодан от поездки к поездке никогда не открывался, но педантичный Данилов должен был посмотреть, все ли в порядке. Пока он расстегивал и застегивал «молнии» на боку, лазал в боковой карман, проверяя «мышь», далекими отрывистыми трелями зашелся мобильный телефон, и Грозовский сказал в отдалении: «Алло!»
Данилов вышел в холл и аккуратно поставил чемоданчик на пол возле Грозовского.
Марк хмуро глянул на него и отвернулся.
– Нет, – буркнул он в телефон, – пока нет. Не могу. Не могу, сказал! Хорошо. Да. Да. Але! – крикнул он в сторону кухни, куда удалился вежливый Данилов, чтобы не слышать, о чем говорит Грозовский. – Данилов, я поехал, спасибо!
– У тебя неприятности?
– С чего ты взял? – спросил Марк фальшиво. – Компьютер верну недели через две или даже раньше.
– Не спеши, – ответил Данилов вежливо, – он мне пока не нужен.
– Хоть бы пригласил куда посмотреть, что ты строишь! Или боишься, что отобью клиентуру?
– Марк, я ничего не боюсь. А пригласить пока некуда, ничего интересного у меня нет.
У него был очень интересный дом, его любимый дом, с забором из речного камня, с подвесными лестницами, с теплыми мозаичными полами, с английским гобеленом на стене.
Под клочьями этого самого гобелена кто-то написал голубой краской: «Это только начало».
Никто не знал, что Данилов проектирует дом для Тимофея Кольцова. Он никому не говорил об этом. Даже Марта узнала всего два дня назад. Тимофей Ильич был фигурой слишком серьезной, а заказ от него удачей почти неправдоподобной, чтобы просто так болтать о ней. Данилову было совершенно ясно, что, если Кольцов останется доволен, он, Данилов, как спутник-шпион, повинующийся тайному приказу, сразу выйдет на другую орбиту. Орбиту, гораздо более близкую к центру вселенной, чем его нынешняя.
Ему было шестнадцать лет, когда он понял, что из него ничего не выйдет. Понял не он один, а и все вокруг. Дальнейшая его жизнь обратилась в попытку доказать окружающим, особенно семье, – господи, разве у него есть семья?! – что он кое-чего стоит.
Ему никто не верил. Над ним все смеялись – даже «друг детства» Олег Тарасов. Его жалели – оказывается, академик Знаменская тоже его жалела.
Строить дома чужим богатым людям – что за плебейство, что за странное занятие для молодого человека из хорошей семьи! Мне нравится эта работа, мама. Она не может тебе нравиться! Что ты хочешь продемонстрировать нам с отцом, Андрей? Ты не можешь писать, не хочешь заниматься музыкой, тогда что же? Нелепые чертежи, подсчеты? Сколько нужно цемента и сколько оконных рам? Это твоя профессия? Ты всерьез хочешь нас убедить в этом?!
К тридцати годам он перестал кого бы то ни было в чем бы то ни было убеждать. Он работал, искал заказы, зарабатывал мало и нерегулярно. Когда однажды мать в порыве родительских чувств пригласила его на очередное публичное мероприятие в честь отца, выяснилось, что у Данилова нет смокинга. Идти в костюме было нельзя – в приглашении было ясно написано, что форма одежды «вечерняя», – и Данилов не пошел вовсе.
«До чего ты дошел, Андрей», – с усталым презрением сказала мать, позвонив ему на следующее утро, в восемь часов.
Заказ от Тимофея Кольцова был словно его признанием, подтверждая, что он на самом деле что-то собой представляет, что его профессия – тоже профессия, пусть и связанная с цементом, батареями и немецкой краской «Садолин».
– Слушай, Данилов, – неожиданно сказал Грозовский, уже почти выдвинувшийся за дверь, – говорят, что дом одного уважаемого человека разгромили, а дом этот ты проектировал. Правда это?
Данилов не ожидал ничего подобного.
Марк Грозовский ничего не мог знать про дом Тимофея Кольцова. Сам Данилов никому ничего не говорил. Сотрудники были предупреждены, да Марк и не знал никого из его сотрудников!
Дом разгромили в субботу. Сегодня понедельник. Откуда Марк мог узнать?!
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – ответил Данилов ровным тоном, который так хорошо ему удавался. – Какой уважаемый человек?
– Да говорят, что очень уважаемый, чуть ли не Кольцов, – пристально глядя ему в лицо, пояснил Марк. – Ты что? Спроектировал дом для Кольцова?
– Кто говорит?
– Люди говорят.
