– Говорите, – пояснила Знаменская, – вам же страсть как охота поделиться со мной душевными переживаниями. У вас на морде написано.
Данилов засмеялся:
– Мне неохота. Правда.
– Что это за хрень о том, что на вас лица нет и вид душевнобольного? – спросила Знаменская и решительно стряхнула пепел с сигареты. – Ваша маман на своем банкете что-то мне про это толковала, и Циммельман подключился. Вы что? Жалуетесь на что-то?
– Да ни на что я не жалуюсь, – с досадой сказал Данилов, – глупости какие!
– А в чем дело?
– Спросите у Светланы Сергеевны.
– Не хочу. Хочу у вас.
Данилов выпил еще водки и вдруг спросил:
– Почему вы мне наврали, что оперировали в субботу?
– В субботу? – удивилась Знаменская. – В какую субботу?
– В минувшую. Я спрашивал, где вы были. Вы сказали, что оперировали в Кардиоцентре с вашим учеником Васей Бестужевым. Вы там не оперировали.
Знаменская смотрела на него внимательно. Выражения глаз было не разобрать за толстыми стеклами очков.
– Это имеет значение? – спросила она, помолчав.
– Да, – сказал Данилов, – огромное.
– Андрюшик, – задушевно начала Знаменская, – не волнуйтесь вы так. Вы все неправильно поняли. Я не говорила, что оперировала в Кардиоцентре. Я сказала, что Вася из Кардиоцентра. Вася Бестужев действительно там работает. Профессор Бестужев. Оперировали мы в Институте сердечных болезней на Пироговке. Можете позвонить и уточнить. Это вы звонили в Центр и сказали, что вы мой ассистент, а я потеряла сумку?
Данилов кивнул. Не выйдет из него сыщика. Никогда.
– Хе-хе-хе, – произнесла Знаменская бодро. – Они эту сумку уже неделю ищут, найти не могут, с ног сбились. Как вы думаете, может, сказать им, чтоб перестали? Они так стараются потому, что я ведь не какой-то там профессор! Я, черт возьми, академик и лауреат! Давайте еще по одной! За меня.
И они выпили.
– Дальше давайте, – приказала Знаменская. – Ну, рассказывайте, рассказывайте. Зачем вам нужно было проверять, где я была?
И Данилов рассказал. Знаменская слушала и непрерывно курила, и пепельница уже была полна, а она все курила и курила.
– Да, – согласилась она, когда он договорил, – странно. И действительно похоже на проблему. Я даже так сразу и не знаю, как ее решить.
Данилов улыбнулся. Он решал ее непрерывно несколько дней подряд, а эта самоуверенная бабка говорит, что не может «решить сразу»!
– Покажите мне этот ваш янтарь, – приказала она, – и записки.
Данилов пожал плечами.
Крохотное деревянное блюдечко с горкой янтарной крошки и самую первую, полученную с почтой записку он положил в старинную японскую шкатулку, которую сто лет назад ему подарила бабушка. Шкатулка была «с секретом» и внутри дивно пахла деревом. Маленький Данилов ее обожал, одно время даже спать с ней ложился, но это был «дурной тон», и шкатулку быстро отобрали. Открывалась она в три приема, и Данилов открывал ее несколько дольше, чем обычно. Все-таки водки он выпил прилично.
Ни записки, ни блюдечка в шкатулке не было.
– Что же вы, – спросила Знаменская, наблюдая за ним, – забыли, куда сунули?
– Сюда, – сказал Данилов, – точно сюда, ничего я не забыл.
– Стало быть, украли, – констатировала Знаменская.
Данилов был так поражен, что еще раз посмотрел в шкатулку и даже потряс ее, но ни блюдечко, ни записка из нее не выпали.
– Черт, – сказал он с тоской, – черт, черт!..
– Сдали бы в банк, – посоветовала Знаменская, – оттуда тоже украли бы, но, может, не так быстро.
– Да кто мог это украсть?!
– Тот, для кого это представляет опасность, – сказала Знаменская и стряхнула пепел с очередной сигареты, – ваш черный человек. Злодей.
– Ка... какой черный человек?
– Который следит за вами, караулит вас, который не дает вам покоя. Тот, кто написал эти записки и растоптал янтарь. Что тут непонятного?
– Откуда он мог узнать, что в шкатулке?! Когда он мог это оттуда вытащить?!
– Вытащил, когда приходил к вам надписи писать. Вы входную дверь тоже не запираете. Придете в один
