– Называйте их, что, что!.. Вы думаете, я тут с вами в игрушки, что ли, играю?! Так мне играть некогда, мне работать надо! Развели бардак, понимаете ли, а мы – давай, приезжай, ищи! Давайте паспорт, ну!..
Данилов положил перед ним паспорт и снова стал смотреть в окно.
Милицейский сидел в его собственном кресле. Нелепая облезлая шапка с ушами лежала сверху на компьютерном мониторе, и почему-то именно эта шапка, а не то, что милицейский сидит в его кресле и с толстых его ботинок уже натекла на белый ковер небольшая мутная лужица, и не то, что в соседней комнате курят и смеются чужие люди, и пахнет бедой и казармой, и распахнута обычно плотно прикрытая дверь на лестничную клетку, и уборщица торчит тут же, хотя обычно она уходила еще до появления Данилова и его сотрудников, – почему-то именно шапка оскорбляла Данилова до глубины души, так, что он едва сдерживался.
Нечего оскорбляться. Прав милицейский. У тебя сотрудника убили, а он теперь должен валандаться!..
– Так, у вас тут что? Компьютерная контора?
– Нет, – сказал Данилов, – у нас архитектурное бюро. Хотите посмотреть документы?
– Документы налоговой инспекции покажете. Мне они не нужны. Сядьте здесь, на стульчик. Мне с вашей спиной разговаривать неохота.
Данилов хотел сказать, что ему тем более неохота разговаривать хоть со спиной, хоть с лицом, но знал, что это очень глупо.
– Петрович, – гаркнул милицейский, как только Данилов сел, – за понятыми сходил?
– Сходил.
– Тогда давай начинай, не тяни время!
Милицейский плюхнулся обратно в кресло и сказал:
– Ну? Чего?
– Чего? – переспросил Данилов.
Какой-то странный у них получался разговор. Секунду они смотрели друг на друга.
– Меня зовут Андрей Данилов, – произнес Данилов отчетливо, – я архитектор. Это моя контора и мои сотрудники. Как вас зовут?
– Меня? – почему-то удивился милицейский. – Меня зовут Патрикеев Владимир Иванович. Капитан Патрикеев. Там, – он ткнул рукой в сторону стеклянной перегородки, за которой толпился народ и всхлипывала Ира, – мои сотрудники, а моя контора на Басманной. Удостоверение хотите?
– Хочу, – признался Данилов и улыбнулся, и милицейский улыбнулся тоже. Покрутив перед носом у Данилова красной книжечкой, от которой почему-то тянулась толстая металлическая цепь, капитан Патрикеев спрятал ее в карман и вытащил ручку из высокого стакана.
Вытащив, он посмотрел на ручку и спросил у Данилова:
– Можно?
Данилов засмеялся:
– Да. Может, кофе хотите или чаю?
Капитан с тоской посмотрел в сторону перегородки, и Данилов понял, что ему до смерти хочется чаю, но он уверен, что ничего не дадут, – народ толпится, секретарша рыдает, тело только унесли, какой там чай!
– У меня свой чайник есть, – сказал проницательный Данилов, – и свой чай, и свой кофе. И сахар даже. Поставить?
– Поставьте, – скромным тоном Альхена из «Двенадцати стульев» попросил капитан.
Данилов поднялся, налил воды из громадной перевернутой канистры, установленной на постаменте, включил чайник и достал чашки. По пути он как бы невзначай переложил милицейский малахай со своего монитора в соседнее кресло. Капитан сделал вид, что ничего не заметил.
– Ну, так, – сказал он, когда Данилов вернулся на место, – это кто? В смысле... потерпевший?
Какой же он потерпевший, подумал Данилов. Он не потерпевший. Он труп. Терпеть ему больше никогда и ничего не придется.
От этой мысли Данилову стало тошно.
– Его зовут Корчагин Александр... Викторович, по-моему, точно я не помню, нужно посмотреть в бумагах. Он мой сотрудник.
– Что значит – сотрудник? Он кто? Бухгалтер, охранник, начальник?
– Начальник я. Он два года назад закончил Архитектурный институт. Он архитектор. Я поручал ему всякие мелкие дела, на которые у меня времени не оставалось. Ну, посчитать что-нибудь, съездить в архитектурную комиссию, какие-нибудь пролеты посмотреть, все в этом роде.
– Архитектурный институт – это в котором Макаревич, что ли, учился?
Данилову стало смешно.
– И Макаревич тоже.
Архитектурный институт гордился Макаревичем, как будто тот построил храм Артемиды в Афинах, и порой казалось, что только вышеупомянутым песнопевцем это учебное заведение и знаменито.
