– Таня Катко работает два года. Ее отчества я точно не помню. Саша, если не ошибаюсь, два с половиной. Ира только что пришла, три месяца назад. Ирина Геннадьевна Разуваева. Она секретарша. Звонки, бумаги, письма, договоры.
Чайник вскипел, Данилов разлил кипяток в две большие белые кружки и смотрел, как вода наливается густым янтарным цветом, поднимающимся от чайного пакетика.
Он чай собирается пить, а Сашку только что унесли на дерматиновых носилках, как тогда его жену. Больше Саши не будет. Никогда.
Как странно. Как неправдоподобно.
– Во сколько вчера вы ушли с работы?
– Рано. Около четырех.
– Обычно вы позже уходите?
– Да. Как правило, после шести, если я провожу целый день в конторе. Но до десяти никогда не сижу, если вы об этом спрашиваете.
– Почему до десяти, – нацелился милицейский, – что вы имеете в виду?
– Я не работаю здесь допоздна. Никогда. У меня дом рядом, дома все есть, чтобы работать. Если я не успеваю с делами, продолжаю работу дома.
– Сколько у вас клиентов?
– В данный момент четыре. Три дома строятся, и один пока только на бумаге.
– Так вы строитель, что ли, – спросил капитан подозрительно, – или нет?
– Я архитектор, – объяснил Данилов терпеливо, – я готовлю проект. Рисую дом или квартиру, показываю заказчику, делаю так, как он просит, или не так, как он просит, предлагаю какие-то детали, планирую и так далее. Строю не я. То есть я не кладу трубы, не подвожу фундамент, стены не ставлю. Когда дом строится, вношу в проект исправления, смотрю, как дом выглядит не на бумаге, что-то меняю, согласовываю...
Черт побери, в его изложении все звучало очень глупо. Капитан смотрел с недоверием.
– То есть вы рисуете – вот стена, вот крыша, тут три метра, а там пять, – и вам за это платят?
– Да, – признался Данилов таким тоном, как будто ему только что открылось, каким недостойным делом он все это время занимался.
– И потерпевший тоже этим занимался?
– Он мне помогал.
– Понятно, – протянул капитан. – Вчера вы в четыре ушли и больше не возвращались?
– Нет.
– Дома были? С супругой?
– Сначала один, – сказал Данилов, – а потом...
Потом приехала Знаменская, привезла ананас и литровую бутылку водки, которую они выпили на двоих. Он не знал, можно упоминать о Знаменской или нет.
– Что потом?
– Потом ко мне гости приехали и... ночевать остались.
– Это хорошо, – похвалил Данилова милицейский, – хорошо, что остались, нам возни меньше. Адресочки? Фамилии?
– Чьи? – не понял Данилов.
– Да гостей ваших! Они должны подтвердить, что вы дома ночевали! Должны! Откуда я знаю ваши дела! Может, вы взяли да и стукнули по башке вашего... как его... Корчагина! Может, мешал он вам или физиономия его не нравилась!
– По башке? – переспросил Данилов.
Охранник на даче Тимофея Кольцова лежал лицом в луже густой черной крови – его собственной. Рана на голове тоже была черной, только вылезали сломанные острые белые кости.
– Ну? Я жду.
– Да, – согласился Данилов, – конечно. Знаменская Ариадна Филипповна. Она приехала после десяти. Точно не знаю, но если вам нужно, можно спросить у нее. Она время тоже никогда не знает, но у нее водитель, а он...
– Это какая же Знаменская? – спросил капитан и перестал писать. – Которая депутат и профессор каких-то наук?
– Академик она, – поправил Данилов тоскливо, – член президиума Академии наук. Она приехала после десяти и осталась ночевать. Когда позвонила Ира, Ирина Разуваева, она еще спала.
– Так ей сто лет! – неожиданно удивился капитан.
– Семьдесят четыре, – поправил Данилов, – а-а... нет, у меня не было романтического свидания. Знаменская – мой клиент, она приезжала поговорить об оформлении балкона в ее квартире. Когда мы закончили, было уже поздно, и она пожалела водителя, не стала вызывать. И осталась у меня.
– Та-ак, – протянул капитан зловещим тоном, – какие еще у вас клиенты? Это так, на всякий случай, а то мне пальцем в небо попадать неохота.
– Кольцов, – сказал Данилов хмуро, – Тимофей Ильич. Дом на Рижском шоссе. Стешко Сергей
