Во что превратилась моя жизнь?.. Вернее, нет, не так. Во что
Права шеф-редакторша, абсолютно права!.. И закрывают не первый раз, и генеральный в истерике тоже не первый раз и не последний, бог даст! И ничего в этом нет такого ужасного, все привыкли, что телевидение – особое место, где все время что-то происходит: то бури, то революции, то скандалы. То денег не платят, то начальников меняют, то рейтинги падают, то сотрудники увольняются!
Но я не хочу ехать домой – вот это со мной, пожалуй, первый раз в жизни.
Я просто мечтаю, чтобы Макс уже уехал на лето в свой спортивный теннисный лагерь, а ведь я никогда раньше об этом не мечтала. Наоборот, мы всегда ждали лета, каникул, чтобы побыть вдвоем, поваляться на пляже хоть недельку, хоть дней пять, какая разница! И мы всегда так весело ругались из-за его дурацкого компьютера, где он стреляет в дурацких космических солдат и ржет по-дурацки, когда попадает! Он теперь почти не ржет. Он теперь почти всегда закрывается в своей комнате на замок, и мне нужно стучать, и он спрашивает: «Кто там?» – прежде чем открывает!
Я не могу попасть в собственную квартиру, потому что там, видите ли, идет ремонт, который мне совершенно не нужен, просто до ломоты в затылке не нужен – и у меня действительно начинает ломить в затылке, когда я думаю, что там на полу сидят «иностранные рабочие», и я понятия не имею, кто и как упаковывал и убирал бабушкин фарфоровый сервиз, дедушкины книжки по аэродинамике и семейные фотографии, расставленные на буфете из карельской березы, который привезли из эвакуации в сорок четвертом году!..
Я не хочу домой, потому что там… Колечка, мужчина моей мечты, и я его уже видеть не могу, а должна! Почему я все всем всегда должна и как получилось, что я должна и ему тоже?!
Зазвонил телефон, которым она играла, – открывала и закрывала крышку. Она даже не посмотрела на номер.
– Да.
– Татьяна?..
Ох, этот голос!.. Фантастика, а не голос. Французский кинематограф пятидесятых – много сигарет, абсента и кофе.
– Здравствуйте, Эдуард Владимирович.
А вот имя подкачало!
Она любила статных мужчин, пирог с яблоками и имя Роланд, вспомнилось ей моментально, и она засмеялась.
– Я еще не поразил ваше воображение ни одним анекдотом, – сказал Абельман в трубке, – а вы уже смеетесь!.. Это хороший знак.
– Никаких знаков, Эдуард Владимирович, – ответила Таня весело. – Мы с вами просто дружески болтаем по телефону, и точка.
Абельман помолчал. Он не хотел никаких точек, и дружески болтать тоже не хотел.
Он собирался пригласить ее на свидание и не знал, как это сделать. Он собирался уже давно, с ее дня рождения, на который попал просто потому, что она поссорилась с мужем – или с кем-то, исполняющим роль мужа. Это было совершенно очевидно, и Абельман нисколько не обиделся, ибо был взрослым и умным, и только удивлялся – неужели она так и не поняла, что он сразу обо всем догадался: и о ссоре, и о муже, и о том, что он тогда просто подвернулся ей под руку?!
– Я все мечтаю заполучить вас на прием, – сообщил Абельман, решив, что играть по ее правилам он точно не станет. – Вам не нужно срочно со мной проконсультироваться по какому-нибудь важному поводу?
– Нет, – сказала Таня Краснова, отвечая сразу на два вопроса – и на тот, который он задал, и на тот, которого не задавал. – Мне ничего не нужно, Эдуард Владимирович.
– Если вас так раздражает мое имя, можете называть меня Петей. Или Николаем.
– Николаем? – переспросила Таня.
– Вы должны мне вечер, – заявил Абельман, и ей почудилось, что он улыбается. – Вам так не кажется?
– Как, я и вам должна?! Вы не поверите, но в ту минуту, когда вы позвонили, я думала, почему так вышло, что я всегда, все и всем должна! Вы не знаете, почему?
– Ну, про все, всем и всегда я не знаю, а мне должны уж точно.
Таня пришла в раздражение.
– Эдуард Владимирович…
– Вы позвали меня на день рождения, чтобы позлить вашего супруга, правильно? Я приехал, вы не сказали мне ни слова, вы меня даже не познакомили ни с кем! Вы не помните?
– Помню, – пробормотала Таня мрачно.
– А я вас потом на дачу отвез. Вот этого вы помнить не можете, потому что, когда я грузил вас в машину, вы спали, как младенец. Проснулись уже на участке и спросили меня: «Боже, зачем я так напилась?»
Таня покраснела до ушей. Хорошо, что этот чужой настырный человек ее не видит! Хотя что это изменит?! Она напилась и спала в его машине, а это гораздо хуже!..
– Вы хотите компенсации?
– Какую компенсацию? – не понял Абельман.
– Ну, за то, что возились со мной, домой везли, да еще за город! Если хотите, я могу вам за труды
