– Это не я! Это не я, говорю же вам!
– Не вы? А кто тогда?! – грозно продолжал Максим Вавилов, наступая на него. Впрочем, наступать было особенно некуда. Два шага, и он очутился почти вплотную к юноше, так близко, что стало видно, как двигается щетинистое горло, как будто он с усилием пытался проглотить собственный кадык.
– Н-не знаю! Я не знаю, может, она сама! Но точно не я! Я когда подъехал, он уже был, и она стояла! А я только подъехал!!
– Все тютелька в тютельку! – с удовольствием сказал за спиной у Максима Вова Бобров. – Слышите, шеф?
– Только не убивайте меня! – тихо попросил юноша. – Прошу, не убивайте! Я могу уехать, прямо сейчас! Я уеду, и никто ничего не узнает! Только не убивайте, мать не переживет!..
– А вы только не плачьте, – попросил Максим Вавилов. – Терпеть не могу, когда дети плачут! Вы в комнату пройдите. Пройдите, пройдите!
Не отрывая спину от стены, юноша бочком прополз крохотный коридорчик, нервно кося глазом на оперов, и все они оказались в комнате, где почти ничего не было, кроме мотоцикла, стоявшего прямо посередине.
Мотоцикл сверкал хромированным железом, усмехался отвратительными и страшными драконьими мордами, источал непередаваемо мужской запах бензина и масла, лоснился кожей сиденья. На полу возле окна на газетах были разложены инструменты, тоже сверкающие и тоже в идеальном порядке, а еще каска, нелепые наклейки, колесные спицы и какая-то мотоциклетная дребедень. Под батареей в уголку скатан тюфячок, и все. Больше в комнате не было ничего. То есть на самом деле ничего!
– Ты кто? – спросил Максим Вавилов, оглядев жилище. – Как тебя зовут?!
– Савченко Василий Игнатьевич.
– А паспорт у тебя есть, Василий Игнатьевич?
Юноша быстро кивнул.
– Покажи, – предложил Максим Вавилов.
Василию Игнатьевичу оказалось девятнадцать лет, и он прибыл из города Саратова, что на Волге- реке.
– Давно приехал? Из Саратова?
– Го… год скоро, а что?
– Чем занимаешься в столице? Ну, когда голых покойников возле подъезда не находишь?
– Вы меня убьете, да? Я знал, знал!.. Я не хотел! Я ей говорил, что не надо, а она все равно!.. Я ей говорил, что нельзя, а она!..
– Что она?
– Она все равно в милицию позвонила! Я ее просил, чтобы не звонила, а она – нет, нет, мы должны! Дура, блин!! – вскрикнул юноша фальцетом, запустил обе руки в шевелюру и рванул изо всех сил.
Опера переглянулись, и Максим вдруг вздохнул свободнее.
Значит, она звонила в милицию, а этот юноша говорил ей, что звонить нельзя?! Так получается?!
– Вы меня только не убивайте! – причитал Василий Игнатьевич. – Я ее знаю, она на третьем этаже живет, или на втором! Мы ее найдем, а я уеду! Вы ее найдите, а я ни при чем! Я когда подъехал, он уже лежал, а она рядом стояла!..
– Ты расскажи подробно, – посоветовал Вова Бобров. – Что ты кричишь!
– Я не знаю подробно! Я подъехал, а он лежал, а она над ним стояла и все про милицию говорила!
Максим Вавилов обошел мотоцикл, осмотрел со всех сторон – юноша шарахнулся от него, когда он придвинулся слишком близко, – подошел к окну и провел по подоконнику пальцем.
После чего нагнулся, оторвал от газеты, разложенной на полу, изрядный кусок, протер подоконник и сел. И похлопал ладонью о ладонь, стряхивая пыль.
– Ты неправильно рассказываешь, я просил подробно, – доверительно сказал он юноше. – Давай так. Ты где работаешь?
– Нигде!
– Учишься?
– Нет!
– А чем живешь?
– В… каком смысле, а? Я… просто живу!
– Отхожий промысел у тебя какой, Василий Игнатьевич?
– А?..
– В смысле, делаешь ты чего?! – повысил голос Максим Вавилов. – Зарабатываешь чем? Мобильники у прохожих тыришь?
– Вы меня только не убивайте, – снова заговорил юноша. Глаза у него были совершенно стеклянные, зрачки расширенные, и Максим вдруг подумал, что он, должно быть, ширяется, но так, по мелочи. – Вы только не убивайте, я не виноват ни в чем, ни в чем! Это все она!! Она уже стояла, когда я подъехал, и хотела милицию вызвать, а я ей не давал, ей-богу, не давал!
– Ты меня слышишь? Деньги на жизнь и на эту пукалку где берешь, Василий Игнатьевич? Или, может,
