работы, не заплатит денег, пока вы не зарекомендуете себя. Для того чтобы зарекомендовать, нужно нашуметь. Для того чтобы нашуметь, нужно попытаться сделать невозможное. Убить президента, например. Угнать самолет, расстрелять школу, заминировать вокзал – все это было, все это банально, все это не так… громко.
– Это ужасно, – сказала Надежда.
– Да, – согласился Уолш. – В этом случае и требования могут быть любыми и сколь угодно невыполнимыми, именно потому, что дело вовсе не в них! Например, свернуть американскую ядерную программу и уничтожить все боеголовки до одной! Или вернуть индейцев на их исконные земли! Это просто демонстрация, показательные выступления, которые непременно должны увидеть те, кому адресованы выступления. Кто будет давать деньги.
– И кто это?
Дэн Уолш улыбнулся. Она задавала конкретные вопросы и хотела конкретных ответов!
– Плохие парни на Ближнем Востоке, в Мюнхене или Пакистане! Как я могу еще сказать, кто это?!. И только в том случае, если «Красные дьяволы» или «Черные мстители» сумеют убедить плохих парней в том, что способны на все, профессиональны и их трудно остановить, они получат свои вожделенные деньги и станут еще одной «террористической группировкой», как мы это называем, или войдут в состав уже существующих.
– Это ужасно, – повторила Надежда.
– Вот поэтому, когда меня отправят на пенсию, я буду парижским таксистом. И у меня будет бульдог, синий берет и трубка!..
– Но у нас в отеле нет никаких боевиков, мечтающих сделать своим бизнесом захват школ и минирование вокзалов!
– Есть, – отрезал Дэн Уолш. – Вы обещали мне кофе.
– Нет, Дэн, скажите! Вы кого-то подозреваете?!
– Да, конечно. Я не был бы нужен, если бы никого не подозревал.
– Скажите мне!
– Надя, это невозможно.
– Но вы уже так много рассказали!
– То, что я рассказал вам, известно даже младенцу, – заявил Уолш и при слове «младенец» потрогал свои штаны. – Все остальное невозможно.
Она взяла со стола поднос и опять остановилась у двери.
– А… я? – спросила она дрогнувшим голосом. – У меня в квартире тоже боевики и террористы?
– Надеюсь, что нет.
– А что мне делать?! Переехать к Лидочке?!
– Я подумаю.
Телефон зазвонил так неожиданно, что они оба вздрогнули, как заговорщики, и посмотрели друг на друга.
Уолш взглянул на часы – половина пятого. Самое время для приятных сюрпризов!
– Полковник Уолш слушает.
– Сэр, наши камеры зафиксировали передвижения на третьем этаже. Там никого не должно быть, этаж предназначен для первого лица и его сопровождающих.
– Кто там шлялся, русские или наши?
– Мы не установили, сэр.
– Как?! – рявкнул Уолш. – Как это не установили?!
– Сэр, получилось так, что…
– Я сейчас буду.
Он сунул телефон в карман и произнес растерянно:
– Ах черт, у меня же машины нет!
– Я вас отвезу, – сказала Надежда.
В конце концов они столкнулись на кухне.
Максим третий раз за ночь решил, что нужно выпить чаю с мятой, раз уж все равно не спится. Катя долго кашляла у себя за дверью, потом затихла, и почему-то он чувствовал, что она тоже не спит.
Какое-то время он стоял у нее под дверью и прислушивался, но так ничего и не расслышал, хотел было постучать, но решил, что это неприлично, и, вздыхая, спустился вниз.
Он грел руки о белую кружку с надписью «Я люблю Калифорнию», прихлебывал чай и раздумывал, чем бы ему заняться, потому что спать никак не получается, и решил посмотреть в Интернете роман писателя Галапагосского о крокодилах.
И тут явилась Катя Самгина. Она щурилась, как крот, неожиданно для себя оказавшийся на солнце, и на ней был длинный, широченный полосатый мужской халат. Должно быть, домработница Таня ей выдала из запасов для гостей.
Завидев ее, Максим Вавилов с похвальной ловкостью шмыгнул за кресло-качалку, накрытую пледом. На
