каково это – падать вместе. И мы не узнаем, что там, на дне, свет или тьма. Ты делаешь еще один шаг, предпоследний, и знаешь, что последний будет уже в пустоте. Ты боишься, так же, как и я, но, так же, как и я, ты больше не можешь ждать, и я умоляю тебя – шагни, шагни!.. И, задержав дыхание, ты бросаешься туда, и я бросаюсь вместе с тобой – и мы падаем вдвоем, на самом краю мира!..
…он долго не мог потом говорить, да и не знал хорошенько, нужно ли.
…он долго пытался вспомнить, что увидел на дне, тьму или свет, но так и не вспомнил.
…он долго пытался примирить себя с тем, что все теперь пойдет по-другому, но так и не примирил, и плюнул на это дело!..
– Ка-ать, – шепотом позвал он и заложил ей за ухо вывалившуюся прядь, которая закрывала ее щеку. – А Кать!..
– М-м?..
– Ты спишь?
– М-м?..
Он засмеялся и потряс ее за плечи. Как-то так получилось, что она лежала на нем, а ее волосы лезли ему в рот и в нос.
– Катька, ты давай не спи! Ты что, не знаешь, что женщине после секса нужны долгие нежные разговоры, и если мужчина сразу засыпает, значит, он свинья и болван!
– Угу.
– Поговори со мной!
Она зевнула и потерлась носом о его грудь.
– А кто у нас тут женщина после секса? – осведомилась она. – Ты или я? Если я, то ты должен выполнять любые мои прихоти!
– Ну, давай прихоти, – сказал он, перебирая какие-то косточки у нее на спине. – Буду выполнять!
У нее оказалось изумительное тело – сильное и в то же время очень женственное.
Где-то когда-то у каких-то китайцев он читал про два символа вселенской гармонии – зеленого дракона и белого тигра. Она была как зеленый дракон и белый тигр.
– А какими единоборствами ты занималась?
– М-м?..
– Ты сказала мотоциклисту, там, у подъезда, что занималась восточными единоборствами.
– Угу.
– А какими?
– Зачем тебе? – спросила она и потянулась.
Зеленый дракон и белый тигр пришли в движение.
Он провел рукой вдоль совершенной спины.
– Как зачем? – спросил он, ладонью чувствуя каждое ее движение. – Я же ничего про тебя не знаю. Ты… расскажи мне.
И она промолчала.
Она промолчала, и он ничего не заметил бы, если бы не новое знание жизни, которое он только что получил. Знание о скоротечности и одном мгновении.
Все было прекрасно, как будто сказала ему она. Ты был мне нужен, и я была тебе нужна. Все получилось именно так, как должно получиться, а это большая редкость! А больше ты ничего не жди. Больше мне нечего тебе дать. У меня есть собственная жизнь, скоротечная, сотканная из мгновений, и я не могу ее тратить на тебя.
Тебе не нужны мои единоборства, а мне нет дела до твоих огнестрелов!
И нам не нужно узнавать друг друга, потому что этот миг прошел, а другого такого не будет.
На него словно опрокинулось корыто с ледяной водой. Он осторожно подвинул ее, сел на диване и взялся за голову.
Катя Самгина недовольно завозилась, задрыгала ногами, привалилась к его бедру, пристроила ладошки, а на них щеку и ровно задышала. Там, куда попадало ее дыхание, ноге становилось щекотно.
Он потянулся, стараясь не тревожить ее, и накинул на нее диванное покрывало.
Ему было плохо. Так плохо, что даже затошнило.
– Ты подожди, – негромко сказал он сам себе. – Ты… не торопись. Может быть, еще и обойдется!
Но никогда ничего не обходится, он знал это точно! Ничего не обойдется и на этот раз – что там у нас с писателем Галапагосским насчет теории людей и крокодилов?!
Но она не крокодил, и он точно это знает! Она человек, и не чета многим! Она добра, справедлива и великодушна, но она никогда не будет… с ним. Она получила его, и больше он ей не нужен, и в этом не было бы ничего ужасного, если бы он только знал, как теперь будет жить… без нее.
А он не знал.
Постояв на краю мира с ней на руках, он понял гениальность и трагичность замысла.
