домой звонила. То есть тебе.
– А ты-то что же не признался?
– Надь, я звоню, потому что ко мне из-за тебя какой-то хрен приходил, а не для того, чтобы оправдываться!..
– А ты оправдываешься?
Тут уж он окончательно вышел из себя и положил трубку, а Надежда сунула свою в карман, подняла пакет с картошкой и потащилась наверх.
Она же его… любит? Или уже не любит?
На прошлой неделе любила совершенно точно, а на этой?..
Размышляя таким непостижимым образом, она добралась до своей квартиры, сначала осторожно заглянула в дверь – нет ли повешенных, привидений и не поджег ли кто ее жилище – и только потом уж окончательно вошла.
Если она сейчас разденется и примется варить картошку, к Марье Максимовне она точно не попадет, а та обидится!..
Надежда вытащила из другого пакета коробочку с печеньем, попробовала причесаться перед зеркалом – отросшие волосы висели патлами вокруг лица, и никак их было не уложить красиво!
Надежда посмотрела так и эдак, а потом решила, что наплевать, все равно кардинально лучше она не станет, и позвонила в соседкину квартиру.
– Надя? – произнесла Марья Максимовна удивленно. – Что такое? Еще не поздняя ночь, а вы уже дома! Ну, прошу, прошу!
– Марья Максимовна, я печенье купила. Вот, ваше любимое.
– Проходите, проходите, дорогая! Я сварю вам кофе, а сама буду пить микстуру, которую в этой стране по ошибке называют чаем! Вы пили когда-нибудь настоящий турецкий чай?
У Надежды о турецком чае были самые смутные представления.
– О-о, это нужно знать, девочка! Английский тоже неплох в своем роде, англичане знают толк в чае, но самый лучший, конечно же, турецкий!
Похоже, старуха была искренне рада, что Надежда заглянула к ней, потому что достала свою кофейную машину, налила спирту из большой аптечной бутыли, которую держала за шкафом, а печенье выложила в круглую вазу на высокой ножке – все как всегда.
Надежда не хотела кофе. Слишком много его было выпито за день, так много, что он противно болтался в желудке, подступал к горлу, и все время хотелось чем-нибудь его заесть, чтобы не было так противно.
Вот картошечки бы в самый раз!..
– Самая лучшая заварка для турецкого чая, конечно же, тробзонская. Есть такой город в Анатолии, Тробзон.
– Почему в Анатолии, Марья Максимовна?
– Да потому, Наденька, что именно так всегда называлась земля, на которой нынче расположена Турция! И еще контрабандный иранский чайный лист, но его невозможно достать.
– Погодите, – сказала Надежда, тщетно пытаясь отделаться от мыслей о картошке. – Почему иранская? А Шри-Ланка? Там самый лучший чай, это всем известно!
– На Цейлоне, – поучительно начала Марья Максимовна, по-старинному называя знаменитый чайный остров, – растет чай, который пьют европейцы. Это совсем не то!.. Настоящий турецкий чай не заваривают, а варят!
– Если чай варить, – заметила просвещенная Надежда, – получится чифирь. Его пьют уголовники на зоне!
– Боже, что вы говорите!
Солнце уже совсем свалилось за остроугольные крыши питерских домов, и как-то сразу завечерело, из открытого окна потянуло сыростью.
Осень скоро. Самое скучное и долгое время. Почему лето пролетает мгновенно, а осень тянется бесконечно?..
– Можно, я закрою окно?
– Прикройте, если вам сквозит, Наденька! А я люблю свежий воздух. Воздух Ленинграда – единственное, чем я могу дышать.
Надежде было неуютно, но закрывать окно она не стала.
– Конечно, эти жалкие листья, которые мы считаем чаем, варить нельзя! Они превратятся в отраву, которую вообще невозможно будет взять в рот! Но тробзонский или иранский чай нужно именно варить. Турецкие чайники всегда двухэтажные. В нижнем кипит вода, а в верхний, пока еще сухой, нужно положить заварку. Когда верхний чайничек прогреется, из нижнего в него наливается кипяток, а в нижний доливается свежая вода, и, пока вода в нижнем не закипит, его не снимают с огня! Чай варится примерно полчаса на водяной бане, и уверяю вас, Наденька, что вы никогда не пили ничего подобного!
– Никогда, – согласилась Надежда.
От запаха кофе, запаха, который она так любила, у нее совсем подвело живот. Хоть бы уж кофе поскорее дали! Тогда прилично будет съесть печенье.
Марья Максимовна налила ей кофе в крохотную чашечку, а себе заварила каких-то листьев в большой кружке.