– Логично.
– Что?
– Слушай, – попросил Димка, – проводи меня в магазин. А то я у вас живу и ничего не покупаю. Меня же кормить нужно.
Мальчишка посмотрел с любопытством.
– Пойдем, если хочешь. У нас магазин в соседнем доме. А что ты будешь покупать?
– Не знаю, – признался Димка, – еду. Может, твою докторскую колбасу.
– Она дорогая.
– Ничего. Посмотрим.
Для того чтобы не демонстрировать прохожим свою наполовину лысую голову с повязкой, он нацепил лыжную шапочку. Мальчишка одевался долго, старательно сопел, хлопал себя по карманам, проверяя варежки, шнуровал ботинки и сердился на шнурки.
В подъезде было холодно, сыро и грязно. На первом этаже стояли лужи, пахло кошками, застарелыми бычками и мочой. Дверь на улицу не закрывалась, домофон – дань цивилизованному образу жизни – был выдран с мясом, провода скручены, и неизменные надписи, и гадкие пятна, и железная скобка вместо ручки, болтающаяся на двух гвоздях.
Димка давно от всего этого отвык, и теперь ему было стыдно за свою брезгливость, за «Гондурас», вертевшийся в голове, за людей, которые отлично себя чувствовали в помойке и запахе мочи.
В его американской действительности были сонная уличка с двухэтажными домами, лужайками и розами, незапертые автомобили, роликовые коньки, кучей сваленные у входа в офис – до вечера, пока их не разберут владельцы, – длинноволосые подростки в чистых шортах, для которых верхом дерзости и геройства было проехаться на доске по краю университетской лестницы. Никому из них почему-то даже в голову не приходило отдирать ручку от подъездной двери или писать на лестнице. В прошлом году отчислили двоих – они повадились скручивать зеркала у машин на стоянке за университетом. Между прочим, папа одного из них оказался сенатором Соединенных Штатов и потом долго, тоскливо и нудно объяснялся с прессой и сенатским комитетом по поводу скверного поведения сына.
«Разве мы можем доверить нацию человеку, который ничему не научил собственного сына?!» – риторически выкрикивала «Тексис стар», местная газета.
«Наверное, я мещанин, – думал Димка, шагая по лужам. – Для меня лужайка и чисто выметенная улица гораздо важнее, чем то, что по рождению я гражданин великой страны. Я не понимаю ее величия, когда в подъезде воняет мочой, а мешки с помойкой бросают прямо под окна, и они гниют, воняют, распадаются на части, как внутренности трупа. Я ненавижу бедность, грязь, вывернутые лампочки, нытье, алкоголиков, хамство, лужи по колено… И еще то, что врач не может купить своему ребенку йогурт».
В магазине было просторно, по раннему времени пустынно и… богато. Димка усмехнулся.
Он помнил этот магазин еще с «дореволюционных времен» – зеленые стены, длинные желтые ленты, усеянные трупами мух, пустые алюминиевые лотки, селедочная вонь, грязная огуречная бочка в углу. Из бочки текло на пол, а рядом с кассой стояли молочные сетки с дырявыми треугольными пакетами – дырявые пакеты предлагались дешевле. Молочные реки смешивались с рассольными, люди прыгали через них, оступались, бабка-кассирша орала, очередь за пельменями распирала отдел с шикарным названием «Кулинария». Были еще «Бакалея» и «Гастрономия».
– Слушай, – возбужденно сказал рядом Вася, – я отойду, можно?
– Куда?
Он замялся.
– Там, знаешь, где хлеб, есть автомат с игрушками. Нужно опустить пять рублей и хватать игрушку. Там специальная хваталка. Только я еще ни разу не хватал. А Ирка из нашего класса однажды пять зверей вытащила. Я считаю, ей просто повезло. Можно?
По его бойкому тону было ясно, что развлечение это из «неодобряемых». Мать, наверное, не разрешала просто так скармливать автомату пять рублей.
– Можно, – разрешил Димка, – а пять рублей?
– У меня есть, – Вася разжал кулак, – мне дед дал.
«Ну вот, теперь понятно, почему он так легко согласился провожать меня в магазин, – подумал Димка. – Из-за автомата с игрушками».
– Добрый день, – сказал он продавщице.
Говорить ему было неловко. Он сто лет не говорил по-русски и от магазинов таких отвык. Ему бы что- нибудь попроще – взять тележку, да и катить ее вдоль километровых рядов еды, набрать гору, сунуть кассирше кредитную карточку и перегрузить в машину, чего лучше!..
– Восемь йогуртов, – начал он перечислять, – малина. Восемь йогуртов – клубника.
Он дошел как раз до докторской колбасы, когда вернулся его компаньон. Вид у него был крайне независимый.
– Ну что? – спросил Димка.
Вася махнул рукой:
– Мне дед еще даст, я тогда еще сыграю.
– Еще что-нибудь? – спросила продавщица. Ее было почти не видно из-за еды, сложенной на прилавке.
– Докторскую колбасу, – сказал Димка, – ты любишь толстую или тонкую?
Вася пожал плечами:
