– Потерпи еще. Сейчас. На. Это платок, вытри рот.
Но она не могла ничего взять, руки висели как плети.
Повязка исчезла, и, с трудом сфокусировав взгляд, она вдруг увидела перед собой… Ивана.
– Тихо, тихо, – быстро сказал он, – сейчас я развяжу тебе ноги. Попробуешь встать. Твою мать…
Он что-то делал внизу, она видела коротко стриженный затылок и не видела рук, и не понимала, что происходит.
– Нет, – сказал он. – Сиди. Я подгоню машину.
Машину?!
– Нет, – захрипела она, – нет, нет!..
– Тихо, тихо, – он взял ее за уши и прижал лбом к своей куртке. Она вырывалась и мотала головой. – Я подгоню машину, и мы поедем в больницу.
– Я не пойду… в машину.
– Я сейчас, – он отпустил ее и стремительно поднялся.
Она не смотрела, куда он ушел, ей было все равно. Она раскачивалась на асфальте, чувствуя только боль – везде.
Опять заурчал ненавистный двигатель, все ближе и ближе, и она поняла, что нужно спасаться, бежать, и поползла на коленях, но он перехватил ее.
– Вставай. Вставай! – руки быстро прошлись по ней, от шеи до лодыжек. – Ноги целы. Вставай, ты можешь. Я не донесу тебя.
– Я не пойду… – похрипела Варвара, – я посижу пока… тут…
– Нет. Ты не будешь сидеть. Вставай, твою мать!..
И она встала. Она держалась за что-то, кажется за него, и – встала.
– Теперь пошли. Только один шаг. Давай.
Она действительно шагнула, хотя была уверена, что шагнуть ни за что не сможет, и он повернул ее и заставил наклониться.
– Так. Садись. Тихонько. Просто опускайся, и все.
Как больно, как ужасно больно везде.
Одну за другой он перенес ее ноги через порожек машины и захлопнул дверцу. Она тут же прислонилась виском к холодному металлу и задышала открытым ртом – двигатель урчал, радио разорялось про любовь по-французски, все было, как в
Или
– Что случилось? – спросил Иван, и она разлепила глаза. – Ты помнишь? Кто тебя так… отделал?
– Я не помню, – выдавила она, – я не видела. У меня глаза были завязаны… Куда мы…
– Никуда. В Склиф.
– Я не хочу в больницу, – забормотала она и стала отодвигаться на широком сиденье, ноги скользили и путались между собой, – мне не надо в больницу, мне бы домой. Я… полежать хочу. Мне полежать нужно.
– Тебе нужно в больницу! – вдруг заорал он. – Тебе нельзя домой! Ты что, дура?! Ничего не понимаешь?!
– Я хочу домой, – бормотала она, – я не поеду в больницу. Мне надо домой.
Воцарилось некоторое молчание, приемник после французской любви затянул про «задержку рейса Рига – Москва до шести утра».
Варвара тоже, кажется, недавно куда-то летала на самолете, и не было никакой задержки рейса.
– Хорошо, – сказал рядом Иван Александрович, словно явившийся из ее мыслей о самолете, – домой так домой.
Машина притормозила, вильнула и стала стремительно разгоняться. Варвара понятия не имела, куда она так спешит, эта машина.
Он привез ее в совершенно незнакомое место. Место было пустынное и тихое, освещенное, как вечерний Париж на мониторе ее компьютера. По узкой улице шли редкие машины.
Осторожно, но крепко придерживая, он вывел ее из машины. Она схватилась за ребра с правой стороны.
– Да потому, что нужно было рентген сделать! – злобно зарычал он, словно отвечая кому-то, кто пытался с ним спорить. – Давай. Шагай.
Прямо на тротуаре начиналась зеленая лужайка. Варвара потрясла головой, эта зелень в глазах замучила ее, но лужайка никуда не делась, она на самом деле была, по ней шли Варварины ноги. Три широкие ступени с круглыми краями, чистое стекло раздвижных дверей, в которое Варвара чуть было не бахнулась лбом, светлый бежевый пол, и посреди пола почему-то люстра. Варвара закрыла глаза, открыла и поняла, что люстра просто отражается в сверкающей плитке.
– Иван Александрович?!
– Все в порядке. Вызовите лифт.
