– Подождем, – прошептал он ей в ухо, – до вечера подождем. У тебя кругом синяки, и я не знаю даже, нет ли трещин в ребрах. Я не смогу… соблюдать осторожность.
После чего он вдруг резко сел спиной к ней и потер лицо.
Варвара тяжело дышала и изо всех сил старалась дышать потише.
– Ладно, – сказал он, не поворачиваясь, – надо вставать.
Пошарив под одеялом, он добыл клетчатые боксерские трусы, которые каким-то образом с него слетели, пока они обнимались под одеялом, и поднял с пола джинсы.
– Ты же был… там, – пробормотала Варвара, стараясь не смотреть на него. Надеть трусы он и не подумал. – Как ты оказался здесь?
– Я ничего не планировал, – заявил он сердито, – но ты так орала, что я решил лечь с тобой и не бегать каждые пять минут через коридор.
– Я орала? – не поверила Варвара.
– Еще как. Тебе снились кошмары.
Совершенно голый, он обошел кровать, наклонился и поцеловал Варвару под глаз.
– Кстати, что это за «Харлей Дэвидсон» ты поминала? Ты что, мотоциклистка?
Дверь в ванную он тоже и не подумал закрыть и теперь перекрикивал шум воды. Варвара схватила себя за волосы и с силой потянула.
Что происходит?! И с
Она только что целовалась под одеялом с голым мужчиной, который теперь ушел в ванную, сказав, что «отложит все до вечера»! И еще он сказал, что «проклял все на свете», потому что она была в черном купальнике.
В том самом купальнике, где на боку была старательно зашита дырка!
– Ты можешь пойти в мою ванную! – крикнул Иван и заглянул в спальню. Варвара немедленно уставилась на него и перевела дух – он был замотан полотенчиком.
– Слышишь? Ты там вчера была, там джакузи. Хочешь, я тебе открою?
– Хочу, – пробормотала Варвара и подумала: надо быть поскромнее.
Историчка все время произносила эту фразу. Можно сказать, это было ее жизненным кредо.
Что это за платье? Надо быть поскромнее! Хочешь пятерку? Четверка тоже хорошая оценка, надо быть поскромнее! В каком году умер барон Врангель? Правильно, но надо быть поскромнее!
Какая еще джакузи? Надо быть поскромнее!
– Так откуда «Харлей»?
– А, – Варвара улыбнулась смущенно, – это мне в салоне сказали, что мой стиль – это джинсы, майки, свитера и «Харлей Дэвидсон». Представляешь? У меня в жизни не было джинсов, даже в десятом классе. Бабушка говорила, что девушки должны носить юбочки. А «Харлей Дэвидсон» я вообще никогда не видела. Это что? Мотоцикл?
– Мотоцикл, – согласился Иван, – и не простой, а некоторым образом харизматический.
Он некоторое время постоял, глядя, как вода белым ключом бьет в широкой ванне, потом тягостно вздохнул – как-то так, что даже неискушенная Варвара моментально поняла, о чем он вздыхает. Поняла – и зарделась.
Он взял ее за шею и с силой притянул к себе.
– Зря я с тобой спал, – сказал он с сожалением, как будто грустил, что стоял в очереди последним и булка ему не досталась. – Мужики так устроены, что теперь я думать ни о чем не смогу, только о том, как… все будет.
– Может, не будет, – пробормотала Варвара.
– Еще как будет! – пообещал он. – Бока сильно болят?
– Сильно, – призналась Варвара, – но дышать можно, слава богу.
Тогда он поцеловал ее и ушел в «свою» ванную.
Варвара кинулась к зеркалу и застонала – отек был не слишком страшный, но все же заметный, и глаз заплыл ощутимо, и синяки, синяки повсюду – от шеи до колен сплошные разноцветные синяки.
И он сказал, что «все будет»?! И он целовал ее, так что зубы скрипели о зубы?! И еще он «проклял все на свете»?!
Посидев в ванне и уложив волосы – «здесь и здесь«, как велела мадам Монро, – Варвара вышла на свет божий и тут только сообразила, что жизнь продолжается, что сегодня рабочий день, что Танька, наверное, сто раз звонила ей домой, а она не подходила к телефону, и сейчас, скорее всего, вся московская милиция, поднятая Танькой по тревоге, ищет ее труп на дне Москвы-реки!..
Потом Варвара посмотрела на часы.
Потрясла головой, вытряхивая остатки Ивана, его поцелуев, его запаха и вкуса, а заодно и «Харлея Дэвидсона», и опять посмотрела – воровато, как кошка, съевшая хозяйкину осетрину.
Было одиннадцать часов. Она должна быть на работе к девяти.
Она не пришла на работу и никого об этом не предупредила – ни шефа, ни Иларию, ни даже Ольгу
