– Иди, – разрешила Варвара, – иди, если тебе нужно. У нас теперь тоже свободная страна, почти как Америка.
– Так Вася уехал, потому что опасно?
– Ты всегда был самым умным из нас, – похвалила Варвара, – конечно.
– Зачем тебя… побили? Ты поняла?
– Я бы не поняла, но все спрашивали, где деньги. Все те же полмиллиона франков. Почему-то все решили, что они у меня.
– Все – это кто?
Варвара вздохнула.
– Я тебе потом объясню. Я сейчас не могу. Я целый день не ела и вообще… колесо меняла. После ужина, ладно?
– Хлеба нет, – объявила Таня, выходя из кухни, – ни куска. Сейчас я спущусь, куплю.
– А может, не надо, – заныла Варвара, – может, обойдемся? Заодно похудеем, а?
Таня подумала.
– Нет, – решила она, – надо. Утром не обойдемся. Я завтра на вызовах, мне надо с собой хоть бутер- брод взять.
– Я схожу за хлебом, – немедленно встрял Димка, – конечно же.
Таня переглянулась с Варварой.
– Только не надо больше никакой колбасы, – попросила она и вдруг зарделась, как будто сказала нечто чрезвычайно романтическое, – и тортов не надо. Мы и так все толстые… – И тут она покраснела еще пуще.
– Хорошо, – согласился Димка, – только хлеб.
Он нацепил куртку, став от нее еще больше, чем на самом деле, вытащил из-под вешалки рюкзак и надел перчатки – он всегда их надевал. Таня смотрела на него с обожанием. Варвара видела это обожание в зеркале и голову могла дать на отсечение, что как только за Димкой закроется дверь, подруга моментально вспомнит, что ее любимый муж ни разу даже спичек не принес, не то что хлеба!
– Господи, – сказала Танька, и Варвара поняла, что дверь наконец-то закрылась, – и просить ни о чем не пришлось! А мой за десять лет…
Варвара захохотала, и Таня остановилась, не договорив.
– Ты чего?
– Ничего. Он правда хороший парень.
– А чего ты ржешь?
– Я не ржу! – возразила Варвара. – Я тоже удивляюсь, что это мы так его упустили? Не сейчас, а тогда.
Таня ушла на кухню, где на сковородке шкворчали и вкусно пахли здоровенные отбивные, и стала смотреть вниз, на подъездный козырек, из-под которого должен был выйти Димка. Он не выходил, и она вздохнула, удивляясь себе и тому, что она ждет у окошка и боится пропустить мужчину, который ушел за хлебом…
Он все не выходил.
Неизвестно почему Таня вдруг встревожилась. Она погасила свет и опять уставилась вниз, на далекий козырек подъезда. Никто не выходил.
– Варвара! – крикнула Таня. – Он не выходит из подъезда!
– Кто не выходит? – не поняла Варвара. Она показалась на пороге кухни и первым делом включила свет.
– Погаси! Погаси сейчас же! Димка не выходит из подъезда!
– Как – не выходит? – Варвара вдруг почувствовала, что у нее взмокли ладони. В два шага она добралась до окна и прижалась носом к стеклу. – Ты все время смотришь?
– Все время. И он не выходил.
– Может, он раньше вышел, когда ты не смотрела?
– Варвара, я все время смотрю, и он не выходил! – крикнула Таня. – Точно не выходил!
Они уставились друг на друга, а потом опять вниз.
Темный двор был пуст и уныл, как все московские дворы в конце марта, – снег грязно и неряшливо таял, кое-где еще оставались сугробы, кое-где проглядывала замусоренная земля, как будто поднятая взрывами помойка, а из земли торчали убогие кустики, еще не приконченные автомобилями, – последнее воспоминание о том, что «Москва – самый зеленый город в мире».
Таня зачем-то распахнула форточку, из которой потянуло сырым и влажным ветром. Форточка стукнула о раму.
– Надо идти вниз, – быстро сказала Варвара. – Его нет. Тань, у тебя есть топор?
– Молоток есть, – так же быстро ответила Таня. – Давай в милицию позвоним, а?
– Таня!
