– Ну что? – спросил у него хозяин. – Втравила нас Лизавета в историю?
Тинто сокрушенно вздохнул.
В дверях появился обновленный Макс Хрусталев, прошлепал в комнату и, извиваясь, заполз на высокий стул. Он был розовенький от горячей воды, волосы торчали в разные стороны.
– Рассказывай.
– Чего?
– Где твоя сестра?
– Да не знаю я! Как ее уволокли, так я сразу к вам побежал.
– Долго бежал?
– Да… целый день.
– А ночью вы где были?
– Ночью? – переспросил Макс, запихивая в рот кусок колбасы. – Ночью мы на вокзале были.
– Что ж вам дома не сиделось?
Макс махнул рукой:
– Не знаю я! Манька вдруг как подхватилась! Сумку там, кошелек, быстрей-быстрей, туда-сюда, и мы на вокзал поехали.
– Подожди, – попросил Архипов, – давай не так. Давай вот как. Мы вернулись от нотариуса, я вас высадил и уехал на работу. Дальше что было?
– Ну, мы домой пошли. В смысле, в Манькину квартиру. В смысле, которая теперь стала… ну, ваша стала. Она все говорила – слава богу, слава богу, а я ей – чего слава богу, если у тебя теперь своей квартиры нету?! А она мне – ты ничего не понимаешь!
– Я тоже мало что понимаю, – признался Архипов. – Дальше что?
– Ей позвонил кто-то. Она подошла к телефону, но сама ничего не говорила, только слушала. Слушала, слушала, трубку бросила и давай носиться, собираться, то есть. Потом говорит – поехали. На вокзал, то есть. Я, говорит, отвезу тебя домой и вернусь.
– А ты?
– А я говорю, что не поеду.
– А она?
– А она говорит – поедешь. В руку влепилась и не отпускает. Ну а я чего?
– Чего?
– Ну, не драться же мне с ней! Я решил – потом все равно убегу. Она уснет, а я убегу. Только она не спала. За всю ночь ни разу глаз не сомкнула. И не отходила никуда. Даже… в туалет не отходила. – На слове «туалет» Макс потупил взор – смутился.
– А кто звонил?
– Почем я знаю? Она мне не сказала. Говорит, поехали, тебе надо уезжать, и весь разговор.
– Так. А на вокзале что случилось?
– Ну, уволокли ее, говорю же. Это утром произошло. Мы уже вдоль поезда шли. К ней подошел такой… ферт в плаще. Плащ серый. Ферт… невысокий такой. Она, когда на него смотрела, голову вниз наклоняла. Длинная, – зачем-то добавил он и вдруг улыбнулся. И Владимир Петрович тоже улыбнулся. – Она от него побежала. А к ней второй метнулся. Прямо как из-под земли. В куртке. Она как-то сразу – раз, и все…
– Что – все?
– Ну, перестала дергаться и бежать. Пошла с ними. Сама пошла, я это точно видел.
– И тебя бросила.
– Да не, не бросила она. Она в мою сторону ваще не смотрела. Как будто нет меня. Я потом подумал, что это она специально так, чтоб меня тоже не уволокли. Ну вот. А тот, второй, он меня увидел. Прям мне в глаза уставился и смотрит. Ну, я… побежал. Автобус стоял, я в него, он поехал. Долго ехал, час где-то. Потом на конечной остановился, и я пошел. К вам.
Архипов потер спину. Свитер был шерстяной, старый, вытертый, спина принимала его благосклонно.
Кофе? Чай? Коньяк? Немного французской минеральной воды?
Гектор Малафеев наверняка предпочел бы коньяк и кофе.
Архипов назло Гектору решил – чай с мятой.
Мята была в железной банке. Любаня привозила из деревни и сушила на балконе. Архипов открыл крышку, понюхал и спросил:
– А… до того, как мы поехали к нотариусу, к твоей сестре никто не приходил?
– Не-а, не приходил. То есть соседский старикашка приходил, но он так просто. Спрашивал, как она себя чувствует и все такое. Потом мы разговаривали. Часа три, а может, и больше. У меня чуть язык не отсох. Она все спрашивала, что да как. Про мать спрашивала. Про бабушку. Про соседей спрашивала тоже. Ну, как я живу, что мне нравится. Как учусь.
