что есть у каждого внутри.
– У меня внутри, – злобно отчеканил Архипов, – есть полторы чашки кофе, а больше ничего нет, потому что я не успел поужинать.
– Три плана бытия должны соединиться, чтоб ясно стало все вокруг иль вовсе уж темно. Тогда душа узнает, куда лететь и что там делать нужно.
– Эдак мы с вами ни о чем не договоримся, Лизавета Григорьевна, – пробурчал Архипов, неожиданно устав.
Лизавета переступила ногами в лакированных ботах.
– Моя любовь, – сказала она слезливо, – вся целиком помещена в сиротку, что вы оберегаете сейчас.
– Да ни хрена я не оберегаю! Сиротка ваша морочила мне голову два дня подряд, а потом в вашей квартире, между прочим, обнаружился труп!
Почему-то Архипов был уверен, что Лизавета немедленно, не сходя с этого места, все разъяснит ему про этот труп и самая черная, самая страшная мысль перестанет грызть его – как боль грызет позвоночник.
Кто его убил, этого самого Маслова?
Маша?!
Лизавета вздохнула.
– Я знаю, – сообщила она печально, – но установлен срок для каждого из нас, и изменить нельзя его. Приблизить, отдалить не в наших силах.
Похоже, она решила, что он больше всего на свете опечален кончиной юриста Маслова! Да наплевать ему на юриста Маслова, в самом-то деле!
– Лизавета Григорьевна, кто его убил?
Тут она засмеялась. Так весело, что Тинто под бывшим грибом перестал подвывать и удивленно замолк.
– Лишь только вы на все вопросы знаете ответы. А те ответы, что могу вам дать, для вашей жизни не подходят, ибо струна вселенной есть у каждого из нас, и разные они. То, что моя струна играет, вам ведомо никак не может быть.
– Мне не нужны никакие струны, – упрямо заявил Архипов, – я не гусляр. Я хочу знать, кто прикончил в вашей квартире Евгения Ивановича Маслова. И зачем. Вы можете мне хоть на это ответить?
Лизавета насупилась:
– Не для того сюда я прихожу, чтобы дознанье милицейское вести.
– А для чего?
– Лишь для того, чтоб поддержать вас. Умиротворить сомнения и страха голоса, которые сейчас струна вселенной в вас играет.
Архипов застонал и взялся за лоб. Лоб был мокрым, и волосы были мокрыми, с них капало за шиворот – он давно уже стоял на дожде.
– Приблизиться советую и стать под зонт, – последив за его движением, предложила Лизавета. – Простынуть можете, и вот тогда…
– Струна вселенной превратится в барабан, – подсказал Архипов, – или в саксофон?
Лизавета поджала губки.
– Ответы на вопросы вы найдете в книге, – молвила она чопорно.
– В какой книге? Книге жизни?
– Читала книгу я, – продолжала Лизавета, – когда объединились силы зла и ринулись, чтобы убрать меня с дороги, разрушить созданное мной убежище, где в безопасности могли мы жить еще немало спокойных и счастливых лет.
– Ну, теперь все ясно, – заявил Архипов. – А книга где? Во вселенной, как струны?
Лизавета опять поджала губки.
– Я знаю, вы не оставляете попыток помочь тому, кто слишком слаб, – помолчав, сказала она. – У вас душа сильнее разума, Володя.
– Это точно, – согласился Архипов. – Разума у меня вовсе никакого не осталось. Только не надо приписывать мне никакого рыцарского благородства! Если бы ваша Маша была тучной старухой восьмидесяти восьми лет, я бы и пальцем не шевельнул! Вот ей-богу! Неужели вы этого не понимаете?
– Все понимаю я, – успокоила его Лизавета, – все вижу. Когда сольются две души в одну, пространство вечное вокруг наполнится горячим смыслом. И возликуют силы добрые, а злые поверженными будут навсегда.
– М-м… – застонал Архипов. – Ничего вы не понимаете! Вы подсунули мне Машу, а я вовсе не желаю сливаться с ней душой!
– От вас желанье это не зависит.
– А от кого зависит? От вас, что ли?
– Все силы добрые на вашей стороне, – шепнула Лизавета, как будто открыла ему некий секрет. Даже по сторонам оглянулась пугливо – не подслушивает ли кто.
Никто не подслушивал, кроме Тинто Брасса, который опять принялся скулить за деревянной ногой
