спине, одной рукой вытащил из-за сиденья Витька и сдавил толстую шею. Витек захрипел.
– Ты мне надоел, – прошипел Архипов. – Отвечай на мои вопросы, а больше никаких звуков не издавай. Если понял, кивни. Ну что? Понял?
Витек дернул головой, и Архипов отпустил его. Витек обрушился на сиденье.
– Так. Куда теперь?
– Прямо. Потом налево, на проселок.
– На вокзале они тебя нашли? – спросил Архипов у Маши. – Этот и тот, который к унитазу пристегнут?
Она кивнула.
– Мне Макс сказал, что подошел какой-то «ферт в плаще». Витек, это ты подходил? А, Витек?
– Я… блин…
– Зря ты подходил, – заключил Архипов. – По проселку долго еще?
– Направо. Второй поворот. Третий дом от угла, забор каменный. Только он тебя все равно уроет, с- сука!
– Володя, – спросила Маша Тюрина, – что ты хочешь делать? Ты не представляешь себе, насколько это страшные люди! Когда тетя умерла, они самые первые пришли, я ее даже похоронить не успела. Они пришли как к себе домой, понимаешь? Они знали, что я… сдамся без боя, они… очень сильные и страшные, Володя. Они не оставят нас в покое.
– Я сильнее и страшнее, – заявил Архипов холодно. – Или ты тоже веришь во всю эту галиматью, вроде трех планов бытия и вселенской струны, на которой играет душа?
– Какая… струна? – оторопело спросила Маша. – При чем тут струна? Откуда ты ее взял?!
Архипов чуть было не сказал: «Да это мне полчаса назад Лизавета опять наболтала!..»
Но все-таки не сказал. Получалось, что он не только верит во всю «эту галиматью», но даже активно ее пропагандирует.
Он притормозил, обернулся и за волосы поднял Витька. Тот сморщился и зашипел.
– Этот дом?
– Этот. Ну все, блин! Докатался ты!
Забор был красного кирпича и, как полагается, до неба. Архипов опустил стекло и посидел, приглядываясь и прислушиваясь.
Глухо падали в траву тяжелые летние капли. Осенние капли дождя никогда на падают с таким сочным и довольным звуком. Где-то лаяла собака, довольно далеко. Сосны за крепостной стеной стояли неподвижно, длинные тени, переломленные забором, доставали другой стороны улицы. Фонарь горел желтым светом.
– Люблю природу, – сказал Архипов и потянулся – специально для Маши. – В этом мы с Анатолием Петровичем похожи.
Еще в одном вопросе они были точно похожи – пожалуй, Архипов тоже хотел бы с ней жить.
Когда он увидел ее в первый раз в залитой светом Лизаветиной комнате, в этой штуке с горлом и без рукавов, он сразу все про себя понял. Зря Лизавета приписывала ему благородство души. Нет никакого благородства и никогда не было! Маша Тюрина слишком выбивалась из «холостяцкого флэта», в который превратилась его жизнь. Он, Архипов, хотел ее и боялся за нее, и этого было достаточно. Он хотел спасать ее, поражать ее воображение, убедить ее в том, что он и есть Нэш Бриджес – Дон Джонсон. Еще он хотел облагодетельствовать ее, разметать всех ее врагов, покорить ее сердце, заманить ее в постель – и этому не было объяснений, просто так получилось, и все тут.
Лизавета наколдовала, черт ее побери!
– Володя, давай уедем отсюда! Пожалуйста. Ты правда не понимаешь, что делаешь!.. Ты не знаешь, на что они способны.
Она тряслась, хотя на улице стремительно теплело – ветер был влажный и вкусный, как будто пришедший из тропических лесов.
Делать этого не следовало, но не мог же он сдерживаться всю оставшуюся жизнь!
Архипов обнял Машу за шею, притянул к себе и поцеловал в губы.
Поцелуй должен быть просто поцелуем – без «продолжения», какое уж тут «продолжение» перед боем и после плена!
Всего лишь поцелуй. Один. Не слишком долгий. Перед боем и после плена.
В голове загрохотало. Стало неудобно сидеть. Маша вздохнула и обняла его за шею худыми руками, совсем девичьими с шелковой, и бархатной, и черт знает какой кожей. Глаза она, конечно же, закрыла, а Архипов – нет, и прямо перед собой он видел бледные веки, синие тени, веснушки. Ее пальцы трогали его затылок, возились, как будто пытались найти что-то на ощупь, и это шевеление у него в волосах возбуждало ужасно.
Всего лишь поцелуй. Один. Я смогу остановиться. Всего один.
Архипов перевел дыхание, перехватил ее поудобнее – и поцеловал еще раз. Потом еще.
Тинто Брасс терпел-терпел, а потом все же кашлянул – приглушенно и деликатно гавкнул.
Маша с Архиповым стукнулись лбами.
– Мне надо ванну принять, – сказала она быстро, – и зубы почистить.
