Владимир Алексеевич. А Шубин что?
Дудников неожиданно улыбнулся.
– Шубин не дурак, Тимофей Ильич, – произнес он как-то непонятно. – Я так думаю, что он нам с доказательствами как раз очень поможет.
Тимофей неприязненно посмотрел на радостного шефа службы безопасности. Тот был очень доволен собой. Он проделал кучу работы, просмотрел сотню видеокассет, ничего не упустил, все заметил и теперь сияет от законной гордости.
Шеф рейхсканцелярии. Последователь и почти что родственник товарища Берии.
Сам Тимофей чувствовал себя так, как будто его несколько раз окунули головой в ведро с дерьмом и напоследок еще плюнули в физиономию.
Он предпочел бы, чтобы виноватым оказался Шубин.
Шубина Тимофей Ильич не любил.
– Заканчивай с этим делом, Владимир Алексеевич! – приказал он. – Закончишь – доложишь. Я сам решу, что делать. Понял?
– Понял, – откликнулся шеф рейхсканцелярии. – Разрешите идти?
– И что это означает?
– Это означает, что я идиот, только и всего. Знаешь, на пятом десятке как-то особенно приятно узнать о себе, что ты идиот.
– Шубин, ты можешь говорить толком или нет? Что за пафос?
– Раз сообщения отправляли с моего компьютера, значит, человек, который их отправлял, совсем ничего не боялся. Не боялся, что его застанут, потребуют объяснений, заставят оправдываться…
– Ты хочешь сказать, что это Тимофей Ильич Кольцов? – спросила Лидия безмятежно, и Шубин уставился на нее в недоумении. – Ну, ничего не боится, знает, что его не поймают, не заставят оправдываться и объясняться. Это может быть только Тимофей Кольцов. Правильно я говорю?
– Ты несешь какую-то чудовищную ахинею, – холодно сказал Шубин.
– А ты? – спросила Лидия быстро. – Ты не несешь ахинею? Что это за порыв самоуничижения – ах, я болван, ах, я идиот! Что изменилось в связи с тем, что сообщения мне отправляли с твоего компьютера?
– Человек, который меня подставил, все время находился где-то рядом со мной. Он приходил в мой кабинет, как к себе домой. Наверное, даже не один раз. Он точно знал, когда я отпускаю секретарш и когда ухожу сам. Кроме того, он был совершенно уверен, что никто не удивится, если увидит его входящим или выходящим из моего кабинета, потому что в этом не было ничего необыкновенного. Он не боялся секретарш, потому что знал, что его присутствие, даже если они его там застанут, не вызовет у них никакого подозрения. Это
– Это было ясно с самого начала, Егор, – сказала Лидия с сочувствием.
«Это очень больно – понимать, что тебя предал кто-то близкий, – подумала она. – Настолько близкий, что даже мысленно страшно произнести его имя, потому что невысказанное подозрение все-таки еще не совсем подозрение. Произнесенное, оно не имеет обратного хода.
Только что мне было так же больно и страшно, когда я думала о том, что Игорь Леонтьев продал меня кому-то за деньги. Я даже прикидывала, во сколько я могла ему обойтись».
– Зато это заметно сужает круг подозреваемых, – продолжала Лидия бодро. – И не надо искать по названиям в четырех разных направлениях. Подумай, кому ты доверял настолько, что даже представить себе не мог ничего подобного? А?
Шубин потер лицо, тяжело, как старик, поднялся и побрел к двери в кухню.
– Чаю хочу, – пробормотал он. – Сделай мне чаю, Лидия…
– Не хочешь ты никакого чаю, – заявила она. – Я же вижу. Ты что, не станешь со мной говорить об этом?
Он молчал, и она прикрикнула: – Егор! – Что?
– Почему ты ничего мне не говоришь?!
– Потому что если я думаю правильно, – ответил он устало, – у нас нет почти никаких шансов. То есть как бы совсем никаких. Может быть, если ты не будешь знать его имя, он оставит тебя в живых. Шанс невелик, но он все же есть. Поэтому я больше не скажу тебе ничего. Ни-че-го. И не приставай. И не ори. Дай мне спокойно подумать.
– Егор! – крикнула Лидия и топнула ногой.
Страх вновь надвинулся, как цунами, и затопил комнату. Он залил пол, стены, мебель, он все прибывал и прибывал, а в том месте, где стояла Лидия, было глубже всего.
– Ты не справишься один, – заговорила она и взяла его за руку. Он отнял руку. – Ты один не справишься, Егор. Я могу тебе помочь. Только я, и больше никто.
Он сверху посмотрел на нее.
– Лидия, я правда больше ничего тебе не скажу. Тебе нужны какие-нибудь вещи? Ты собрала бы, а то мы сейчас поедем. И прошу тебя, не устраивай никаких сцен в том смысле, что ты со мной никуда не поедешь. Ладно?
– Ладно, – согласилась она. – Не буду. И собирать мне нечего. Если до завтра ты не разберешься с этим делом, мне в ближайшее тысячелетие ничего не понадобится. Ну а если разберешься, я просто вернусь домой, только и всего.
