– Ты знаешь, – сообщила Лидия, обращаясь к его спине. Он варил кофе и к ней не поворачивался. Она подозревала, что он не может ее видеть, – я сегодня забралась в кабинет к Леонтьеву, пока он был в отсутствии, и меня там чуть не застукали.
– Ты что? – спросил он и повернулся. – Совсем с ума сошла?
– Я хотела посмотреть бумаги, которые у меня утащили. Ты утром сказал, что это важно. Я была уверена, что они лежат у Игоря в кабинете. Я взяла ключ у охранника и залезла в кабинет. Бумаг не нашла, зато нашла кассету, которую мне в ящик подбросили, помнишь, я говорила?
Он кивнул. Из-за очков было совершенно невозможно разобрать, о чем он думает.
– Леонтьев вернулся, как раз когда я там ковырялась. – От воспоминаний ей вдруг стало холодно и снова застучало в висках, как тогда, под столом. – Я забралась под стол и сидела там, пока его к главному не позвали. Потом вылезла и уехала домой.
– Все? – спросил он. – Больше ничего не произошло?
– Кассета у меня в сумке, – сообщила она. – Достать? Послушаешь?
– Ты как мой брат, – сказал Шубин мрачно. – Такая же идиотка.
– Я не идиотка, – возразила Лидия не слишком уверенно. – Ну что? Будешь слушать?
Не дожидаясь ответа, она выскочила из кухни, нашла под письменным столом свою сумку и осторожно, как будто она могла взорваться, выудила оттуда крошечную кассетку «Сони».
– Вот! – Она помахала ею перед носом у Шубина, как вражеским штандартом, захваченным в битве. – Сейчас включу.
Отчаянно суетясь, она выхватила из автоответчика кассету и, несколько раз промахнувшись, наконец вставила на ее место добытую в леонтьевском кабинете. Шубин молчал, опершись о край стола. Лидия передвинула регулятор громкости на максимум. «Панасоник» засипел, потом на мгновение умолк и проговорил невнятно:
«У меня плохие новости. Боюсь, что придется поторопиться, иначе вся сделка сорвется. Почему вы настаиваете на том, что груз может быть отправлен только в январе?»
Голос Шубина, гораздо более отчетливый, чем голос его собеседника:
«Мы понимаем, что создаем вам определенные неудобства, но наше решение окончательно, и, боюсь, мы не сможем его изменить».
«И что это означает? Что вы отказываетесь от сделки и расторгаете все договоренности? Вы знаете, как плохо это может кончиться, особенно если подробности сделки станут известны Большому Боссу. И прежде всего как плохо это может кончиться лично для вас».
«Это означает то, что означает. – Голос у Шубина был холодный и твердый, как гранитная скала в Северном море. – Но спасибо, что предупредили».
«Декабрьская отгрузка прошла точно по графику, с нашей стороны сделано все возможное, а вы никуда не торопитесь и не хотите идти нам навстречу».
«Наше нежелание обусловлено только интересами дела».
«Общего дела, Егор Степанович! – Теперь в голосе собеседника Шубина слышна явная досада. – «Континенталь» – это очень хорошие деньги. От вас только и требуется вовремя пропустить несколько договоров, а вы все резину тянете!»
«Вы меня шантажируете? Или просто угрожаете?»
«Я не шантажирую и не угрожаю, я только прошу вас поторопиться, чтобы сырье ушло в пункт назначения до конца января».
Снова сипение ветхого «Панасоника», какое-то отдаленное телефонное шуршание. Запись кончилась.
Лидия старательно пялилась в раковину, посреди которой одиноко стояли кофейные чашки – одна в другой. Чашки были темно-синие с золотой каймой по верхнему краю. Это еще бабушка когда-то привезла из Питера. Отличные, очень красивые чашки.
Черт бы побрал эти чашки.
Лидия даже представить себе не могла, что запись, которую она совершенно равнодушно выслушала, достав кассету из почтового ящика и потом еще раз в компании Леонтьева, когда она привезла ее на работу, произведет на нее такое удручающее впечатление. Слушать ее в присутствии Егора Шубина было невыносимо.
Она не могла заставить себя посмотреть на него. Ей было так стыдно, как будто он только что, на ее глазах, совершил что-то непристойное и отвратительное.
– Хочешь кофе? – спросила она фальшиво. – Я сварю…
Не отвечая, он перемотал пленку и включил ее снова. Лидия поднялась и вышла в коридор. Слушать это еще раз было выше ее сил.
Она вернулась, когда голоса отзвучали и в кухне воцарилась тишина, такая глухая и вязкая, что ей показалось, будто вместе с голосами из кухни исчез и сам Егор Шубин. Однако надежды ее были тщетны. Шубин стоял над «Панасоником» и рассматривал его в глубокой задумчивости.
– Второго голоса я не узнаю, – сообщил он, оглянувшись на Лидию. – Нужно еще раз послушать…
– Забирай ее домой и слушай там хоть до завтра. – Лидия обошла его, открыла шкаф, достала банку с кофе, открыла и уронила на стол. Банка покатилась, кофе посыпался неровной коричневой дорожкой. – Ах, черт возьми!
– Слушай, – сказал он с раздражением, – это обычный монтаж. Даже не очень качественный. Ты что? И вправду тупая? Там, – он показал на автоответчик, – я говорю совершенно дежурные фразы, которые я
