градусов – Лидия отлично видела их под фонарем, – водитель дал газ, во все стороны брызнул снег, джип перевалил через сугроб, наваленный снегоочистителем, и Лидия узнала машину Егора Шубина.
Джип подлетел к лавочке, осел на задние колеса и еще не остановился до конца, когда распахнулась дверь и Шубин спросил у нее негромко:
– Что ты здесь делаешь?
– С-сижу, – ответила она, клацнув зубами от холода. – Что случилось? Где ты был так долго?
– Машину мыл, – объяснил он равнодушно. – Может, сядешь? Холодно очень.
– Холодно – уезжай, – сказала она и отвернулась.
Его равнодушный тон оскорбил ее. Она замерзла на этой чертовой лавочке до того, что пальцы отказывались попадать в кнопки телефона, она чего только не передумала за это время, а он мыл машину и смеет говорить об этом таким оскорбительно равнодушным тоном!
– Не дури, – попросил он все так же равнодушно. – Я устал, мне нужно домой.
– Нужно – езжай, – повторила она и отвернулась. И с независимым видом сунула руки в карманы.
Он посидел еще несколько секунд – она смотрела в сторону, – потом захлопнул дверь, и джип стал медленно сползать с площадки.
Он уезжает, пронеслось в голове. Он действительно уезжает. Он сейчас уедет совсем.
Глаза моментально наполнились слезами. Задние фонари машины расплылись и странно приблизились. Заложило нос, и стало очень жалко себя. Лидия зажмурилась, слезы полились по холодным щекам. Их было что-то очень много, как будто они ждали в засаде, когда она наконец раскиснет.
Что она теперь станет делать?! Ей страшно идти домой, а больше никуда пойти она не может. Еще была какая-то надежда, пока она пыталась ему дозвониться, а он не отвечал, и она мечтала, чтобы он наконец ответил. Чтобы кончилась эта мука неопределенности! Мука кончилась, и что теперь ей делать?!
Негромкое и сытое урчание заморского двигателя как будто приблизилось, но она стойко смотрела в другую сторону, не разрешая себе поворачиваться.
Мигнули фонари. Джип задом взбирался на площадку. Широченная рифленая шина остановилась в сантиметре от ее ботинка. Распахнулась пассажирская дверь, Шубин выпрыгнул с другой стороны, подошел и за шиворот, как щенка, поднял Лидию с лавочки.
Очень неудобно и унизительно, головой вперед, он впихнул ее в салон, дернул за ноги, зашвыривая их внутрь, с силой захлопнул дверь, в один шаг обошел джип и сел за руль.
– Дура! – рявкнул он. – Куда тебя понесло?! Ты что, не могла меня дождаться?! Зачем ты уехала да еще нашим наврала, что встречаться со мной?! Что я должен думать?!
– Откуда я знаю, что ты должен думать! – закричала Лидия, и слезы хлынули, хотя она очень старалась их удержать, чтобы спасти хотя бы остатки гордости. Они лились почему-то прямо на губы, попадали в рот, и в горле сразу стало солоно и горько. – А я?! Ты уехал, еще светло было! Ты уехал с Гришкой в багажнике и пропал! Телефон у тебя не отвечал, а я все ждала, ждала и думала, что, может, я уже напрасно жду, что, может, тебя уже убили! Ты что, не мог позвонить?! Он, видите ли, мыл машину! А потом мне позвонили и сказали, чтобы я перестала валять дурака! Что меня все равно найдут, когда придет моя очередь! Что люди, которые меня прячут, ни в чем не виноваты, а я!.. А их могут убить из-за меня!
– Что ты сказала? – Шубин вдруг снял очки, притянул ее к себе за отвороты дубленки и поцеловал в губы.
Она сопротивлялась, выворачивалась и упиралась. Она отпихивала его локтем. Она даже попробовала его укусить, но он не отпускал ее.
Он был намного сильнее. Гораздо сильнее.
Она вовсе не собиралась с ним целоваться – еще не хватало! Он не должен ее лапать – что за номера! Она очень рассердилась на него – он обозвал ее дурой!
Одной рукой она обняла его за шею, а другую засунула ему под свитер, в его тепло, в его чистый запах. Там, под свитером, двигалась гладкая кожа и колотилось сердце, очень близко, странно близко, у самой ладони. Она прижалась еще теснее. Рычаг переключения передач очень мешал ей, и она пнула его ногой.
Пошарив рукой, Шубин положил свои очки на щиток. Ему вдруг стало так жарко, что взмокла кожа между лопатками. Ее губы были нежными и все еще чуть-чуть солеными на вкус. И еще он чувствовал вкус коньяка.
Так не бывает. Так не может быть.
Он и не знал, что так бывает. Что так может быть.
Лидия что-то пробормотала, открыла глаза, блестящие и незрячие, и прошептала хрипло:
– Шубин.
От этого голоса у него вдруг что-то зазвенело в голове. Он должен контролировать ситуацию. Он совершенно точно знал, что еще несколько минут, и он ни черта не сможет контролировать.
– Хватит, – сказала Лидия и снова закрыла глаза. – Я больше не могу.
И сунула нос за воротник его свитера. Тонкие пальцы стиснули кожу на его груди и медленно отпустили. Шубин резко вздохнул, так что Лидия едва удержала равновесие. Другой рукой она, торопясь, вытаскивала его свитер из джинсов и, вытащив, даже заскулила от восторга – ее ладони сошлись на гладких и длинных мышцах спины, теплых и сильных.
Еще немножко. Она разрешит себе еще совсем немножко…
Она провела губами по резко очерченной шершавой скуле, спустилась к ключице и потерлась о нее носом.
