– Н-нет, – сказал Сергей, запнувшись. Вид у него был удивленный. – Просто нет никакого смысла выдирать листы из арабской книги!.. В этом доме, кроме меня, никто не понимает по-арабски. Зачем кому-то выдирать листы?!
– Вот и я спрашиваю. Зачем?
– Не знаю. А что? Это важно?
Это было гораздо важнее, чем Сергей мог себе представить, но Кирилл не стал говорить ему об этом.
Оказывается, вести расследование труднее, чем читать в романе о том, как его ведет гениальный сыщик.
И расследование-то получается каким-то дурацким. Например, гениальный сыщик понятия не имеет, правду говорит Сергей или врет талантливо и красиво.
Интересно, в этом доме есть что-нибудь выпить?
– Здесь есть спиртное?
– Где – здесь?
Кирилл вздохнул.
– Где-нибудь. Не за забором в соседнем магазине, а, например, в холодильнике?
– Не знаю, – сказал Сергей, – наверное, есть. Конечно, есть. Вон в шкафу что-то вроде бара. Бабушка там держала вино и еще какие-то бутылки. Открой, посмотри, если хочешь.
Ну да. Вино. Вряд ли он станет пить вино, которое держала в шкафу бабушка. Но это все же лучше, чем ничего.
Кирилл распахнул темную дубовую дверь с резным стеклом и присвистнул.
«Вино», которое держала в шкафу бабушка, представляло собой плотный ряд очень дорогих первоклассных бутылок. Все было, как следует – виски, джин в плоской бутылке, коньяк, наоборот, в круглой, широкоплечий мартини и пузатое соломенное кьянти.
Стаканы стояли тут же – безупречно соответствовавшие каждой бутылке.
Ну и бабушка. Знаток жизни.
Кирилл решил, что виски будет в самый раз.
– Тебе налить? – спросил он, отвернув холодную пробку.
– Нет, – сказал Сергей и улыбнулся смущенной улыбкой. Бросил свою книгу на диван, подошел к Кириллу и осторожно, как на заморское чудо, посмотрел на его стакан.
– Ты чего? Никогда не видел виски?
– Видел. – Он снова улыбнулся. – Понимаешь, со мной от выпивки что-то странное делается. Я весь покрываюсь красными пятнами и чешусь, как шелудивая собака. Даже от пива. – Он вдруг заговорил почти шепотом: – Я всегда только делаю вид, что пью. Я из одного стакана «глотаю», а в другой выплевываю, как будто запиваю.
– Зачем? – поразился Кирилл.
– Мне неловко, – признался Сергей, – ужасно. Я никогда никому об этом не рассказывал. И так все считают, что я…
– Ботаник, – подсказал Кирилл, – это теперь так называется.
Сергей покосился на него – не смеется ли, но Кирилл не смеялся.
– Я и тебе говорю только потому, что ты чужой человек. А наши, если узнают, засмеют.
Кирилл неожиданно пришел в раздражение от того, что он – чужой человек.
– Я понимаю, можно скрывать, что ты – запойный алкоголик. А тут-то чего скрывать?
– Мама всегда напоминает мне, что я не похож на отца. Он был… русский офицер. Чувство долга, любовь к отечеству, в плечах косая сажень, перед обедом стопку и так далее. Я совсем другой.
– Ну и что? Я тоже совсем другой. На отца не похож. И что мне теперь делать?
– Что тебе делать, не знаю, – сказал Сергей довольно резко, – а я не хочу, чтобы все знали, что я даже глотка выпить не могу. Ладно бы у меня удушье начиналось, как у тети Александры, а то – чесотка! Смешно.
– Это смешно в десятом классе, когда все начинают пить портвейн, а ты не начинаешь, – сказал Кирилл, все еще раздраженный «чужим человеком», – в нашем возрасте это не смешно.
– Все равно я не хочу, чтобы об этом знали.
– Да никто и не узнает! Мог бы мне не сообщать, раз уж это такая страшная тайна.
Он закрыл шкаф и сел на ковер перед камином. Виски согревалось у него в ладони, приятно пахло. Пахло еще чем-то, то ли остывшим пеплом, то ли жженой бумагой, и Кирилл посмотрел в камин.
Он глотнул виски и посмотрел еще раз.
– Сереж, – спросил он рассеянно, – ты не знаешь, когда топили камин?
– Зимой, – буркнул Сергей – Чего его топить, когда все время тридцать градусов? Хорошо хоть дождь пошел, а то бы мы точно завтра угорели от жары.
