Сергей, и никто.
– Это очень удобно, – согласился Кирилл и залпом допил виски из нагревшегося стакана. – Человек, который звонил ей, был совершенно уверен, что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше дело техники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.
– Слушай, – сказала она, вдруг сообразив, что про звонок со Светиного мобильного он ничего не выдумывает, – значит, это не ювелир звонил?!
– Потрясающая сила мысли, – пробормотал Кирилл, – просто сногсшибательная. Нет. Не ювелир.
– Тогда кто?
– Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоей драгоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в камине тоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И я совершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты не догадываешься?
Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуя вывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.
– Может, за лимоном сходить? – сама у себя спросила она. – Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?
– Давай, – согласился он с готовностью, – а по какому поводу? Из-за всеобщего человеческого свинства?
– Из-за того, что в моей семье тоже свинство, – проговорила она с отвращением и налила стакан почти до краев, – давай. Ты первый.
Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно. Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго и старательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, но двигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.
Он поставил ее у кровати и отвернулся, чтобы положить на стол ее очки, а когда повернулся, оказалось, что она уже лежит, накрывшись покрывалом, как была, в шортах и шлепанцах.
Тогда он подумал, что раздеваться и впрямь совершенно ни к чему. Спать в джинсах куда удобнее. Он так и лег в джинсах, но потом обнаружилось, что все-таки без них. Рубаха вроде была на нем, но точно определить не удалось. Он потянул покрывало и долго соображал, как именно ему накрыться, чтобы оказаться рядом с Настей, и все время оказывалось, что он накрывается как-то не так и между ними несколько слоев плотной ткани.
Тогда он решительно встал с кровати и потянул за покрывало. Настя поехала вместе с ним.
– Куда? – пробормотала она, подсовывая покрывало себе под ухо. – Я сплю. Я не хочу никуда ехать.
Кирилл перестал тянуть и некоторое время постоял в задумчивости. Замычав, Настя подтянулась повыше, и проклятое покрывало свалилось, наконец, на пол. Кирилл лег и накрыл их обоих одеялом. Сразу стало тепло, и Настя повернулась и обняла его. От ее волос пахло виски.
Почему? Она не лила себе виски на голову.
– Господи, как хочется спать, – пробормотала она, – хорошо, что мы напились, правда?
– Отлично, – согласился Кирилл. Ему было жалко, что она спит. Как будто он обнаружил, что у него украли что-то очень личное. Так оно и было. Проклятая бутылка с виски украла у него ночь.
Зря они напились.
Настя ровно и почти неслышно дышала ему в шею. Все трудные и неповоротливые мысли, которые ему не удавалось додумать до конца, под действием виски стали легкими и скользкими, как маленькие речные змейки. Нет, как летние тени над теплой водой. Лежать рядом с Настей было приятно.
Они молодцы, что напились.
Какой-то дурак вдруг стал дрелью сверлить голубое небо у них над головой. Дрель визжала и вибрировала.
Посверлит-посверлит и перестанет. А потом опять.
Кирилл открыл глаза и уставился в цветастый полог.
Дрель опять заработала, и он сильно вздрогнул.
В нагрудном кармане рубахи, которую он так и не снял, звонил мобильный телефон. Звонил и заходился припадочной дрожью. В инструкции это называлось «режим вибрации».
Кирилл схватился за карман и, путаясь непослушными пальцами, с трудом вытащил трубку.
– Выключи будильник, – пробормотала Настя, – надоел.
– Алло, – сказал Кирилл, – алло!
– Кира, добрый вечер, – заговорили в трубке бодро, – это мама.
– Мама? – переспросил Кирилл, наскоро приспосабливая губы к произнесению звуков.
– Мама. Где ты находишься?
– Я нахожусь в кровати, – сказал Кирилл, отчаянно пытаясь сообразить, что происходит, – я в ней сплю.
– Спишь?! – изумились в трубке, как будто он сказал, что пляшет голым на крыше небоскреба на Пятой авеню. – Как спишь?!
– Мама, что случилось? – Сквозь легкие и скользкие алкогольные тени в голове вдруг пробилось сознание, что ему звонит его мать, а время два часа ночи. – Мама!
