поняла, что удача не всегда будет ей благоприятствовать, и ввиду того, что профессор обычно забывал делать перекличку, Пэтти приобрела гнусную привычку пропускать лекции в случае, если она не выучила урок.
В частности, в течение примерно одной недели напряженная работа на ином поприще (и не всегда имеющем отношение к учебе) не позволяла ей затрачивать обычное количество энергии на выполнение задачи по поддержанию своей репутации в области философии; поэтому несколько дней подряд она бессовестно пропускала занятия по этике, не объяснившись по этому поводу с профессором.
— О чем была его лекция по этике — я имею в виду, обзорные занятия, которые я пропустила? — спросила она у Присциллы в один день.
— О Сведенборге.
— Сведенборг, — повторила мечтательно Пэтти. — Кажется, он изобрел новую религию? Или это была новая система физических упражнений? Я слышала о нем, но, похоже, не помню ни единой подробности.
— Лучше тебе наверстать упущенное, — это важно.
— Не сомневаюсь, однако прожив на свете двадцать один год и ничего о нем не зная, я могу подождать еще один месяц. Я оставляю Конфуция и иезуитов для экзаменационной сессии, к этому списку я добавлю Сведенборга.
— Лучше не надо. Профессор Кэрнсли увлечен им и в любой момент может огорошить специальным тестом.
— Только не профессор Кэрнсли, — рассмеялась Пэтти. — Он не любит терять время. Он будет читать лекции две недели кряду — душка — я вижу это по его глазам. Что меня восхищает в профессоре, так это хороший, ровный, трудолюбивый характер, не позволяющий себе сенсационных неожиданностей.
— Когда-нибудь ты поймешь, что ошибалась, — предупредила Присцилла.
— Ничего страшного, моя милая Кассандра. Я знаю профессора Кэрнсли, а профессор Кэрнсли думает, что знает меня; и мы просто прекрасно друг с другом ладим. Побольше бы таких, как он, — прибавила Пэтти со вздохом.
На следующее утро профессор Кэрнсли начал лекцию, которая, по явным подсчетам, должна была растянуться на целый час, и Пэтти, отвинчивая колпачок чернильной ручки и принимаясь за работу, бросила победный взгляд на Присциллу. Однако во время лекции у него появилась возможность сослаться на Сведенборга и, помедлив мгновение, он мимоходом попросил девушку в первом ряду сделать резюме по философии Сведенборга. К несчастью, она перепутала его с Шопенгауэром и бойко приписала ему доктрины, которые могли оскорбить его прах, доведись ему их услышать. Сказано, что всякому терпению приходит конец, и когда профессор переадресовал вопрос другой девушке, — с тем же успехом — ласковая улыбка сошла с его лица. Благодаря Пэтти, весь класс, очевидно, обманывал себя, что время, когда придется учить конспекты, не наступит. Удивленный и возмущенный, он доискивался до сути с настойчивостью и злостью, редко им проявленными. Он спрашивал всех подряд, с каждым ответом становясь все более саркастичным.
Увидев, что он покончил с впередисидящими и перешел к ее ряду, Пэтти стало ясно, что она обречена. Она терзалась попыткой вызвать хоть какие-нибудь воспоминания о Сведенборге. Для нее он был не более чем имя. Судя по тому, что ей было известно, он мог быть как древним греком, так и современным американцем. Продвигаясь вдоль ряда, профессор Кэрнсли постепенно вытягивал из напуганных студенток внешние особенности, более или менее свойственные всем философам. Пэтти сознавала, что ее воображение не может вызволить ее из затруднения, что некогда тихий профессор вышел на тропу войны и что помочь может Сведенборг, и только Сведенборг. В отчаянии она вскинула глаза на Присциллу, и в каждой черте присциллиного лица читалась ответная ухмылка: «Я же тебе говорила».
Пэтти безнадежно огляделась вокруг. В лекционном зале, построенном в виде амфитеатра, часть мест находилась на одном уровне с полом, остальные же располагались ярусом. Пэтти сидела на первом этаже, ближе к концу ряда. Она едва видела голову профессора, но он неуклонно приближался. Ей не нужно было видеть, чтобы знать это. Девушка, сидевшая впереди, ответила что-то нелепое; профессор нахмурился и, заглянув в классную ведомость, медленно и тщательно вывел «ноль».
Когда он в очередной раз поднял глаза, кресло Пэтти опустело. Опустившись на колени на пол, она спрятала голову за впередисидящей девушкой. Ничего не подозревающий профессор прошел взглядом поверх ее склоненной головы и вызвал девушку с другой стороны ряда; та истерически кашлянула раз- другой и окончательно потерялась. Пока же он фиксировал данный факт в ведомости, Пэтти вновь заняла свое место. По залу прокатилась легкая волна смеха, профессор нахмурился и заметил, что он не видит повода для веселья. Прозвенел звонок, и студентки несколько робко друг за другом покинули зал.
В этот день Пэтти ворвалась в кабинет, где Присцилла и Джорджи Меррилс заваривали чай. — Вы могли когда-нибудь подумать, что у меня почти есть совесть? — спросила она.
— Никогда не считала, что это твоя сильная сторона, — ответила Джорджи.
— Ну, так вот, у меня совершенно потрясающая совесть! Как по-вашему, чем я занимаюсь?
— Наверстываешь пропущенные лекции по этике, — предположила Присцилла.
— Хуже.
— Пэтти, ты
— О господи, нет же! Я пока не зашла так далеко. Ладно, я скажу вам. Встретив у ворот профессора Кэрнсли, я вошла с ним внутрь и он, с вашего позволения, похвалил меня за мою работу по этике!
— Должно быть, тебе было стыдно, — промолвила Джорджи.
— Верно, — призналась Пэтти. — Я сказала ему, что на самом деле я не знаю столько, сколько, по его мнению, я знаю.
— И что он сказал?
— Он ответил, что я чрезмерно скромная. Понимаете, он такой доверчивый старичок, что его вроде как и неудобно обманывать. И что вы думаете? Я рассказала ему о том, как пряталась сегодня за креслом!
Присцилла одобрительно улыбнулась своей обычно малодушной соседке по комнате. — Ну, Пэтти, ты определенно лучше, чем я о тебе думала!
— Благодарю, — буркнула Пэтти.
— Я начинаю верить, что у тебя
— И просто замечательная, — подтвердила Пэтти самодовольно.
— Когда-нибудь тебе воздастся, — сказала Присцилла.
— О да, — согласилась Пэтти. — Профессор Кэрнсли сказал, что лично объяснит мне Сведенборга, и пригласил меня сегодня к ужину!
V. Неуловимая Кейт Феррис
Таинственная Кейт Феррис, которая целый семестр держала Присциллу на грани нервного истощения, приступила к своей карьере в колледже совершенно спонтанно, экспромтом. Это началось в один далекий ноябрьский денек. Джорджи Меррилс и Пэтти только что вернулись домой со спортивной площадки, где стали свидетелями старта «погони по бумажному следу» по пересеченной местности, в которой Присцилла исполняла роль лиса. Войдя в кабинет, Джорджи остановилась, чтобы изучить несколько наспех приколотых к двери листков бумаги.
— Что это, Пэтти?
— О, это список желающих вступить в Немецкий клуб. Видишь ли, секретарь Присциллы и все, кто желают стать его членами, приходят сюда. В кабинет все время набивается такое множество первокурсниц, что я велела ей вывесить список на дверь, чтобы они вступали в клуб за пределами кабинета: великолепно работает. — Пэтти перевернула листки и пробежала глазами по списку размашистых подписей. — Какая популярная организация, не так ли? Первокурсницы прямо-таки с трудом в нее протискиваются.
— Они стремятся показать фройляйн Шерин, насколько силен их интерес к предмету, — засмеялась Джорджи.
