– Мне хотелось посмотреть, что за человек Саварди и будет ли он любить тебя.
– Ну, что же ты думаешь – будет? Ты одобряешь?
– Он – порядочный малый, явно ограниченный, но это лучше скрытой хитрости.
Губы Доры дрогнули улыбкой. Она подумала о первой попытке Саварди овладеть ею; был ли он так уж прямодушен?
«Что бы сказал Рекс, если бы он знал эту историю?»
– Намерена ли ты после свадьбы остаться на сцене? – неожиданно спросил Рекс. – Мне это кажется сомнительным. Как-то трудно представить себе сеньору де Саварди Далилой, испускающей исторгнутый страстью крик.
Дора подошла к дивану и посмотрела на Рекса:
– Рекс, что мне делать? Я не хочу отказаться от сцены.
– Я знаю, но боюсь, что тебе придется. То, что ты этого не хочешь, ничего не меняет.
Она почувствовала себя обиженной его легкомысленным тоном и захотела отомстить ему.
– Саварди обожает меня, – сказала она.
– По-своему, – очень спокойно ответил Рекс. – Но, к несчастью, такая любовь не даст тебе возможности поступать по своему желанию. Это всегда так бывает. Надо любить человека больше, чем самого себя, чтобы добровольно дать ему такое право над собой. Во всяком случае, – он сел и вынул портсигар, – ты можешь отказаться от «своих желаний».
Дора повернулась и подсела к нему на диван.
– Рекс, что ты говоришь? – растерянно пробормотала она.
Он встал, подошел к окну и закурил папиросу.
Дора посмотрела на его силуэт на фоне грозного неба. Его лицо выражало решимость, и, глядя на него, она вдруг подумала, что мужественность в человеке не всегда бросается в глаза. Она может быть и там, где полное самообладание как бы подавляет личность, и в таком скрытом состоянии она бывает еще сильнее. Надвигавшаяся гроза привела ее в возбужденное состояние. Ей не нравилось, что Рекс слишком владеет собой, держится как-то вдалеке от нее; никогда еще он не был так спокоен, так сдержан.
Если бы он не приехал, жизнь была бы проще; его приезд не усилил ее любви к Саварди, не подействовал на нее так, как иногда действует возвращение старого друга. Просто Рекс явился как бы контрастом Саварди, а ее настроение еще недостаточно установилось, чтобы желать новых влияний.
Вошел Саварди и первым увидел Рекса; его синие глаза сверкнули.
Он поцеловал Дору, тихо заговорил с ней, как говорят, когда хотят как бы отгородить себя и своего собеседника от прочего мира.
Рекс по-прежнему стоял у окна и смотрел на сгущающуюся темноту на улице, на низко гнувшиеся деревья и раздувавшиеся тенты.
Казалось, точно нет ветра, а между тем все летело, двигалось и качалось со страшной быстротой.
Саварди безумно желал, чтобы Рекс ушел, и продолжал что-то шептать Доре. Он был возбужден зрелищем боя быков, а выпитое отличное шампанское еще больше взвинтило его.
Ему хотелось целовать и целовать Дору, а этот человек без всякого дела стоял тут, как на молитве.
– Понравился вам бой быков, сеньор Гревиль? – внезапно спросил он.
– О да, благодарю вас.
– Значит, вы одобряете наши развлечения?
– Почему же нет, дон Луис?
Саварди увидел, что этим ничего не достигнет. Время тянулось. Наконец, как раз перед тем, как разразилась гроза, Саварди ушел.
– Я не могу ехать в театр, пока это продолжается, – сказала Дора, глядя, как град колотит по улице. – Это невозможно. Боже, Рекс, как меня раздражает жизнь!
И так как он продолжал молчать, она сказала с нервным смехом:
– Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь утешил.
Эти слова как будто вернули их к прежней жизни в Гарстпойнте.
– Рекс, я в таком сомнении…
Ей хотелось, чтобы он расспросил ее, но он спокойно сказал:
– Ты невеста; никто ведь не может принудить к этому.
– Обстоятельства могут, – мрачно ответила Дора.
Он по-прежнему не глядел на нее. Его задумчивый взгляд был устремлен на мокрую дорогу. Вдруг Дора спросила:
– Как отнеслась Джи к моей помолвке?
– О, она надеется, что ты будешь счастлива, и так далее, и тому подобное. Он улыбнулся ей:
– Джи держала себя так, как это следовало от нее ожидать.
В его словах заключался двойной смысл, так как Джи отнеслась «как следует» к этому обстоятельству не
