Майки шел по Высокому мосту в Гейтсхед в сопровождении своих работодателей и, улыбаясь, кивал.
— Спасибо, — сказал он, — вдохновение нашло.
Огромная почерневшая металлическая конструкция Высокого моста, построенного еще при королеве Виктории, не пропускала ни одного солнечного лучика, но Майки было на это наплевать. Он теперь видел свет в конце туннеля.
Потому что обрел союзника.
Он шел и вспоминал свою встречу с Джанин в пабе «Принц Уэльский». Она вошла туда минут через двадцать после того, как они поговорили перед полицейским участком, остановилась на пороге, оглядываясь в нерешительности. Он помахал, она кивнула и с некоторой опаской подошла к его столику.
Он попытался посмотреть на себя ее глазами: грязный, небритый тип в дешевой одежде, вышедшей из моды лет десять-пятнадцать назад. Будто только из тюрьмы.
Конечно, можно понять ее страхи.
Она села на стул напротив и начала рыться в сумочке.
— Я не стал… — От волнения у Майки запершило в горле, он откашлялся, снова заговорил, вставая из-за стола. — Давайте возьму вам что-нибудь выпить. Я не сделал этого сразу, потому что не знал… что бы вы хотели.
— Спасибо, ничего не нужно.
Она вытащила из сумочки мобильный, потыкала в кнопки. Майки заметил, что у нее трясутся руки.
— Привет, мам, — сказала она в трубку, — я после работы забежала с приятелем в паб. — Она помолчала, слушая, что ей скажут, потом продолжила: — «Принц Уэльский». Нет, я недолго. Буду выходить, позвоню.
Джанин положила телефон в сумку, откинулась на спинку стула, посмотрела на него:
— Ну и что же вы собираетесь сделать с Аланом Кинисайдом?
Майки облизал пересохшие губы — пиво не помогало.
— Машину ему изуродую. Не знаю… или его самого. — Он попытался придать следующим своим словам полушутливый тон. — А то и вовсе укокошу.
— Он этого заслуживает, — кивнула она, неотрывно глядя на его кружку. Глаза как будто ничего не выражали.
Майки почувствовал горячее желание излить душу.
— Он разрушает мою жизнь. Я просто хочу… нанести ответный удар.
Джанин хмыкнула.
— Постарайтесь, и не только за себя. — Она вытащила из сумки пачку недорогих сигарет и зажигалку, вытряхнула сигарету, сунула в рот. У нее так сильно тряслись руки, что она никак не могла прикурить.
— Давайте помогу, — сказал Майки, наклонившись вперед и беря ее руку в свою.
Она отшатнулась от его прикосновения, он убрал руку.
— Простите, — сказал он.
— Нет-нет, это я такая… Просто я… Не переживайте…
Она снова попыталась прикурить, на этот раз ей это удалось. Глубоко затянулась, подождала несколько секунд, потом выдохнула, с дымом избавляясь от слишком сильного напряжения.
— Он скотина и мерзавец, его убить мало. — Еще раз глубоко затянулась. — Что же он вам сделал?
Майки решил, что нужно рассказать правду — это лучший способ показать, что он не собирается сделать ей ничего плохого. Или как можно больше правды. О тюрьме он решил умолчать. По крайней мере, пока. Она могла испугаться и убежать.
— Он заставил меня торговать наркотиками.
Джанин посмотрела на него внимательно.
— Он сказал, что я буду одним из его платных информаторов. Я совсем не хотел играть в эти игры, но он меня заставил. А потом заставил еще и торговать наркотой.
— Как это ему удается?
— Он требует от информаторов рассказывать ему о местных мелких оптовиках. Типа, где они находятся, когда прибывает очередная партия. Потом он и его люди их арестовывают, забирают товар и передают информаторам для сбыта.
— Почему вы согласились?
— Потому что, если бы я отказался, он упрятал бы меня в тюрьму, — вздохнул Майки.
— Он мог это сделать?
— А вы сами как думаете? — Майки попытался улыбнуться.
Она снова затянулась, выдохнула, почти успокоилась.
— Алан Кинисайд обожает разрушать чужие жизни, — согласилась она. — Он готов это делать даже бесплатно. Ради собственного удовольствия.
— А что у вас?
Она посмотрела на огонек сигареты, словно взвешивая, что ему сказать. Наконец решилась и заговорила:
— Мы встречались. Я знала, что он женат, но думала, что между нами это несерьезно и ненадолго. — Она покачала головой. — Но скоро поняла, что все очень непросто.
Очередная затяжка. Майки молча ждал.
— Мне было лестно его внимание: взрослый человек при погонах назначает свидание какой-то там секретарше из гражданских. Он был очень убедителен. Не отходил от меня, буквально преследовал… — Она покачала головой, почти улыбнулась воспоминаниям. — Знал, зараза, что сказать, чтобы я почувствовала себя совершенно особенной. Вы же знаете, как это делается.
И хотя Майки не знал, он кивнул.
Она докурила сигарету до самого фильтра и с силой затушила в пепельнице окурок.
— Мразь, — сказала она, всматриваясь во что-то, чего Майки видеть не мог. Вытащила следующую сигарету, закурила. На этот раз руки тряслись меньше.
— Сначала все было так романтично, — продолжала она. — Обеды в шикарных ресторанах. Модные коктейль-бары. Платья, которые туда положено надевать. Вместе вечера напролет. Поездки куда-нибудь в выходные. Было очень здорово, будоражило кровь.
Очередной вздох и затяжка.
Майки удивила ее откровенность. Наверное, решил он, чтобы изгнать Кинисайда из сердца, ей действительно нужно с кем-то поговорить. Кому все рассказать, как не совершенно незнакомому человеку, который ненавидит его так же сильно?
— Но постепенно наши отношения менялись. — По ее лицу пробежала тень. — Он начал просить меня… заставлял кое-что для него делать. Принуждал… — она уставилась на кончик горящей сигареты: — …в обычной жизни и в постели. Нечто отвратительное…
Майки почувствовал себя очень неудобно. Первый раз в жизни женщина разговаривала с ним о сексе. Он густо покраснел.
Она впилась губами в остаток сигареты, затянулась так, что загорелся фильтр. Пепел и дым.
— Ему нравится чувствовать власть над людьми. Он наслаждается своей властью, прямо-таки ловит от нее кайф.
— Сволочь какая… — отозвался Майки.
— У меня когда-то была подруга, которая жила с парнем; он ее бил. Я говорила ей: «Зачем ты с ним живешь? Брось его», а она отвечала: «Но я его люблю. Он изменится». — Джанин горестно вздохнула. — Я считала ее бесхарактерной, но сейчас так не думаю. Потому как знаю, что такое может произойти с любым человеком. Со мной ведь случилось.
Ее лицо еще больше потемнело. Она горько усмехнулась:
— Потом стало и того хуже. Начались наркотики.
Она затушила окурок, подумала немного, снова закурила. С каждым разом руки тряслись все
