Майки улыбнулся:
— Спасибо, мужики.
Он посмотрел на троих чудаков. Честное слово, он ничего против них не имеет. Не негодяи какие- нибудь, не преступники. Они такие, какие есть, и с этим ничего не поделаешь. Некоторые люди ничего в своей жизни не могут изменить.
А некоторые могут.
— Ну что, Майки, ударим по пивку?
— Да, давай с нами! По городу пошляемся, пообщаемся с друзьями-приятелями.
— Что скажешь, старик? Пойдем!
— Спасибо за приглашение, мужики, но у меня планы.
Он попрощался и зашагал в другую сторону.
— Майки сегодня, похоже, в хорошем настроении.
— Да, типа, нашел себе — не знаю, типа, цель в жизни появилась. Короче, типа того.
— Точно.
— А сегодня он до чего хорош был. Офигеть!
— Да, супер. Такого никогда не было. Знаете, я первый раз в жизни поверил, что он реально кого-то убил.
— Верняк…
Сделав такой вывод, они направились в сторону бара.
— Урод! Да ты просто урод!
Кинисайд орал в трубку. Молот сидел на скамейке в сквере и безучастно слушал. Лицо ничего не выражало, только глаза горели, как средневековый костер инквизиции.
Наконец Кинисайд перестал бушевать, голос в трубке стал спокойнее:
— Рассказывай, как все произошло.
Молот снова без всяких эмоций в нескольких словах пересказал случившееся. Кинисайд на этот раз не перебивал.
— Никто ничего не видел, — подвел итог Молот.
— Да неужели? Тогда какого черта они пытаются получить от свидетеля твой фоторобот? Почему по всей округе ищут «воксхолл вектру», если, как ты говоришь, никто ничего не видел?
У Молота забухало в груди.
— Только скажи, кто этот свидетель, и он у меня никогда…
— Нет, — отрезал Кинисайд. — Пока нельзя. Самое лучшее для тебя сейчас — на время скрыться. Притаиться, лечь на какое-то время на дно. Съезди куда-нибудь, развейся. А я без тебя попробую тут дела уладить.
— Да пожалуйста!
— Да, я. И мне больше не нужны неожиданности. Нужно, чтобы он поскорее позвонил. Надо с этим заканчивать. Еще тут на работе под меня копают, служебное расследование начали. И этот маленький мерзавец опять выскользнул из рук. Между прочим, с этой журналисткой, которую ты замочил, похоже, спал Джо Донован…
— Донован? Совпадение, и только.
— Хорошо бы, вот только не верю я в совпадения. — Кинисайд вздохнул. — Ладно, сам разберусь. Когда понадобишься, позвоню. Будем надеяться, что ты не очень наследил.
И он отсоединился.
Молот сунул мобильник в карман. Что ж, он совсем не против того, чтобы на несколько дней взять отпуск. Можно где-нибудь оторваться. А потом он вернется и снова займется делом.
И Кинисайдом. Что-то этот парень начинает его раздражать.
Он сел в машину и уехал.
Джамал открыл глаза, потянулся.
Вчера он просто вырубился. Ничего удивительного после дозы крэка, которую он выкурил.
Выскочив из квартиры Кэролайн, он отправился в знакомое место, к старой БМВ. Больше идти было некуда. Несколько раз звонил Донован, но он решил, что перезванивать опасно. Он боялся, что после гибели Сая за ним будет охотиться полиция. Вот почему эта развалюха была самым безопасным пристанищем.
Он чувствовал себя ужасно. Наверное, и выглядел не лучше. Вместо недолгой вчерашней эйфории после крэка наступила знакомая черная пустота. Ну сколько можно! Что за напасть! Почти не осталось денег из тех, что он прикарманил в спальне Отца Джека. Часть улетучилась вместе с дымом сигарет, другую часть забрала шайка подростков, которые сначала продали ему крэк, а потом повалили на землю и обшарили карманы. Да еще отметелили, обзывая черномазым. Забрали деньги и смылись. Самое страшное — он не знал, что делать, как поступить. Даже в машине теперь спать опасно.
Он встал, снова потянулся.
Черная дыра, но не только потому, что закончилось действие крэка.
Нужны деньги. Чего проще позвонить Доновану — пусть все уладит. Можно заставить его сдержать обещание. Но это огромный риск. Придется заработать.
Тело ломило. Вздыхая, он завернулся в свою потерявшую всякий шик куртку и с тяжелым сердцем отправился по мосту в Ньюкасл, решив искать такие места, где могут понадобиться его услуги.
21
Донован точно знал, что видит сон, но от этого не становилось легче.
Он снова в огромном магазине. С Дэвидом. Вокруг них волнуется серое одноцветье бескрайнего людского моря.
Он знал, что произойдет дальше.
Тот же сон. Возвращается снова и снова.
Вот он здесь — и снова нет.
Здесь — и снова нет.
Толпа перестает двигаться, из подвижного моря превращается в густую, неповоротливую массу.
Потом сон изменился.
Холодно, изо рта с каждым выдохом поднимается пар. Одноцветная толпа становится серебристо- серой. Толпа расступается, и он видит Марию. Она стоит, завернутая в простыню — ту, которой была накрыта в морге, — болезненно-бледная кожа, черно-сине-серая масса вместо шеи.
— Мария… — он слышит собственный голос.
Она смотрит на него пустыми, безжизненными глазами и молчит.
— Прошу тебя, — снова его голос, — возвращайся. Я хочу, чтобы ты вернулась…
Рядом с ней оказывается Дэвид. Они стоят близко-близко, как мать и сын. У него такая же бледная кожа и такие же пустые глаза.
— Нет… — Донован трясет головой.
— Будущее, — вдруг произносит Мария.
Донован хочет к ним подойти, но не может двинуться. Дэвид поднимает руку, и, как обычно бывает во сне, место действия снова меняется.
Дом Отца Джека. Толпа позади Марии и Дэвида поворачивается и смотрит на Донована. В глазах — жестокость, угроза, желание причинить боль. Дэвид указывает на него пальцем:
— Он теряет детей… Взять его…
И толпа идет прямо на него. Он не может пошевелиться, не пытается защищаться, не бежит. На него наваливается орущая масса тел, тычет в него кулаками, пинает, кусается, царапается.
Его валят на пол.
