Паранойя большого города.
Лондон во всей красе.
— Уже нет.
Они съехали с северного кольца на более живописную дорогу. И хотя дома здесь были больше, а улицы просторнее, Донован не мог избавиться от ощущения исходящей отовсюду опасности.
Может быть, подумал он, все дело в том, что он так долго сюда не приезжал, отвык от ритма и звуков Лондона. Может быть, дело в нем самом.
Или в человеке, которого он вскоре увидит.
Они теперь ехали по Бродвею, сердцу северного Лондона, мимо красивых книжных лавок, ресторанов и кафе, дорогих мебельных магазинов — всё великолепно сохранившиеся постройки времен королевы Виктории и короля Эдуарда, по обеим сторонам улицы — ветвистые деревья.
— Это местечко явно лучше, — заметила Пета.
— Я раньше тоже так думал.
Он не лгал и вдруг увидел себя — более молодого, уверенно шагающего по тротуару. Парень с севера Англии, из рабочей семьи, с блестящей журналистской карьерой впереди и красавицей женой, которая работает на центральном телеканале и каждый день появляется в эфире. Парень не знает поражений и нацелен на успех и победы.
— Куда сейчас?
Донован моргнул — молодой парень с севера растворился в тумане, как фигурка на экране компьютера. А был ли он вообще, подумал Донован.
— Следующий поворот направо, — ответил он.
«Сааб» свернул.
— Остановитесь здесь, — сказал он.
Машина остановилась у Вестон-парка. Он тут же посмотрел по сторонам. В конце улицы стоит его прежний дом — такой же, каким был, когда он его покинул. Возникло странное ощущение — перед глазами будто прежний сон.
Он судорожно выдохнул.
— Мне кажется, сегодня мы не успеем вернуться в Ньюкасл, — сказал он. — Может, вы пока поищете гостиницу?
— Вы уверены, что мне не нужно идти с вами?
— Я сам справлюсь.
Пета кивнула.
— Пойду посмотрю, дома ли кто-нибудь. — Он судорожно вздохнул.
— Разве вы не позвонили заранее? Не предупредили жену, что приедете?
Он покачал головой. Хорошо, что она не могла видеть выражение его лица.
— Почему?
Донован смотрел из окна на кирпичную стену.
— Думал, если сказать, что приеду, не застану ее дома.
— Позвоните сейчас, — вздохнула Пета. — Для нее будет еще большим потрясением, если вы появитесь без всякого предупреждения.
— Знаете, Пета, — Донован не сводил глаз со стены, — я должен… кое-что вам рассказать.
Пета дотронулась до его руки.
— Джо, я знаю, что у вас произошло, — мягко сказала она. — Позвоните ей.
Донован наконец на нее посмотрел: она все знает. Вот, значит, почему у него возникло чувство, что она чего-то недоговаривает. Он кивнул:
— Хорошо.
Он вышел из машины. Ноги подгибались. Он закрыл дверь, вытащил из кармана мобильный телефон.
Пальцы тряслись так, что он сумел набрать номер, который навсегда врезался в память, только с третьей попытки.
Он затаил дыхание, пока шло соединение. Наконец трубку подняли.
Он услышал до боли знакомый голос. Когда-то он думал, что этот голос будет сопровождать его всю жизнь.
Энни. Жена.
— Здравствуй, — сказал он. — Это я, — потом на всякий случай добавил, — Джо.
Он услышал, как она охнула, будто ее ударили в солнечное сплетение.
И тишина.
В трубке только звук собственного дыхания.
— Джо…
— Да…
— Что ты… почему…
— Ты права. — Голос звучал странно, будто жил отдельной жизнью. Какой-то неестественный разговор. Он судорожно глотнул воздуха. — Послушай… я должен… попасть в дом. Нужно кое-что взять. Тебя увидеть.
— Когда?
— Прямо сейчас. Я здесь, на улице. Почти под окнами.
Он услышал шаги и увидел, как качнулись занавески в окне эркера.
— Хорошо… — Энни вздохнула. — Входи.
Донован облегченно вздохнул:
— Спасибо.
Он отсоединился. Стоял и смотрел на телефон. Потом наклонился к окну машины. Пета опустила стекло.
— Она дома.
— Удачи.
Глядя на открывшуюся входную дверь, он кивнул. В проеме на фоне бледного света из прихожей вырисовывался силуэт.
Он шел и чувствовал на себе ее взгляд. Смотрит пристально, не мигая. Как видеокамера, фиксирует каждое его движение. Не только фиксирует, но и делает выводы.
Он дошел до ворот, замедлил шаг. Положил руку на кирпичную стену, словно ища поддержки. Снова стало трудно дышать.
Энни продолжала смотреть, не двигаясь с места.
Он медленно шел к дому по тропинке, уложенной черной и белой плиткой начала прошлого века, и вспомнил, как сам занимался ее восстановлением.
Приблизился к двери.
И к Энни.
Она шагнула в сторону, чтобы его пропустить. Опустила глаза.
Он вошел в прихожую, огляделся. Именно таким он вспоминал свой дом. Все было как прежде, но не совсем. Незначительные штрихи: новые картины на стене, другой телефонный аппарат. На вешалке другие пальто. Слегка передвинута мебель. Едва заметные изменения.
Энни прикрыла входную дверь. От неожиданности Донован вздрогнул.
— Проходи, — сказала она. — Ты знаешь, что где лежит.
Он прошел в гостиную. То же ощущение. Те же стулья, диван, только чуть старее, на полках более свежие книги, диски. На полу новый палас.
Дом по-прежнему дышал теплом и уютом. Тепло проникало внутрь, звало обратно. Обещало отдых в любимом кресле под негромкую музыку. Искушало позабыть о том, что осталось за дверями.
Но он не мог это сделать: то, что осталось за дверью, когда-то ворвалось в его дом, разрушив иллюзию надежности. Сейчас его искушала всего лишь холодная тень уюта — он это хорошо понимал и знал, что не имеет права возвращаться домой, как раньше.
