— Присядь, — услышал он за спиной голос Энни. — Будь как дома.
По ее тону он не мог понять, сказала она это всерьез или со скрытой иронией. Он автоматически опустился на когда-то любимый стул и тут же почувствовал себя незваным гостем. Энни села на диван напротив.
Донован в первый раз внимательно посмотрел на жену. Она тоже его изучала.
Цвет волос из каштанового превратился в рыжеватый. И стрижка была другой. Другая одежда на все том же родном теле. То же лицо, только вокруг глаз новые морщинки.
Их глаза встретились. И в эту минуту все изменения, все разногласия куда-то отступили, обнажив связывающие их до сих пор нити. Внутри зажглась искорка, которую он столько времени не желал замечать.
Но эта искра, вспыхнув, погасла, когда он вдруг вспомнил — то, что их по-прежнему связывает, одновременно и разделяет. Объединяет и одновременно разбивает их сердца.
Он понял, что Энни переживает то же самое. Они больше не могли смотреть друг на друга и отвели глаза.
Сидели в неловком молчании, расстояние между ними было не просто физическим.
— Как живешь? — задала она вопрос, разглядывая свои руки.
— Нормально, — сказал он неубедительно.
— Снова работаешь?
— Да.
— Что ж, это хорошо, — кивнула Энни, зябко поежившись и обхватив себя руками.
— А ты как? — Он наклонился вперед, поставил локти на колени, сцепил пальцы.
— Нормально, — легкий кивок. — Хорошо.
— Работаешь?
— Да, но могу выбирать.
— Хорошо. А как Эбигейл?
Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но несколько секунд молчала, подбирая слова.
— Хорошо. — Она сцепила руки. — Она молодец. Сейчас у подружки.
Донован кивнул.
Снова между ними повисло молчание. Расстояние увеличилось.
— Что ты хочешь забрать? — Она сидела прямо и перебирала пальцами.
— Кое-что из вещей. — Донован почувствовал облегчение оттого, что она вывела его на более- менее твердую почву. — Документы. Записи. Мой ноутбук, если он сохранился.
Ее поза стала менее напряженной, она слегка подалась вперед.
— Над чем сейчас работаешь?
— Возможно, ты слышала в новостях. — И он рассказал ей об исчезновении Колина Хантли.
— Да, я знаю. А сейчас и дочь его пропала. И… — Энни поднесла руку к губам, словно от неожиданного потрясения. — Господи, Мария Беннетт, — быстро сказала она, широко распахнув глаза. — Ты знаешь, что с ней случилось?
Донован кивнул, уставившись на палас.
— Я был там. Мы с ней работали.
— Боже мой…
— У меня такое чувство, что между ее гибелью и исчезновением Хантли есть какая-то связь. — Он дернул плечом. — Возможно, все это связано еще и с некоторыми событиями в моей жизни.
Энни внимательно на него посмотрела.
— В «Геральде» хотят, чтобы ты этим занялся?
— Снова ненадолго в строю, — Донован усмехнулся уголками губ.
— Тебе платят?
— Скорее покупают.
— Каким образом?
Донован понял, что слишком много сказал. Энни не поймет. Но он никогда ей не лгал. Придется рассказать.
— Представляешь, — сказал он и попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, — своими… ресурсами. Они в моем распоряжении. — Он снова уставился на палас. Когда-то здесь лежал ковер с удивительным узором. Теперь это было нечто размазанное, абстрактное, наверное, из «Икеи». — Чтобы отыскать Дэвида.
Энни напряглась с застывшим выражением на лице. На глаза набежала туча. Грозовая туча. Она сидела прямо, тяжело дыша и как будто пытаясь взять себя в руки.
— Твои вещи во второй спальне, — заговорила она ледяным тоном. — Ты знаешь, где она находится.
Не говоря больше ни слова, она встала и вышла. Он услышал ее шаги в коридоре, потом хлопнула дверь кухни.
Донован потер переносицу. Вздохнул.
Медленно подошел к лестнице, нерешительно поднялся на второй этаж.
Остановился на лестничной площадке, огляделся. Увидел дверь их с Энни спальни и не смог справиться с искушением. Осмотрелся прислушиваясь, осторожно приоткрыл дверь.
Стены в комнате были перекрашены, мебель оставалась прежней. Новое постельное белье, кровать не убрана. Он улыбнулся. Энни всегда вставала после него, но заправлять постель терпеть не могла, считая, что это напрасная трата времени и сил. Он перестал улыбаться, когда заметил на подушках отпечатки двух голов.
Внутри словно что-то оборвалось. Нет-нет, скорее всего, утром забежала Эбигейл, чтобы поваляться рядом с мамой. Конечно, Эбигейл.
Он закрыл дверь. Дверь в спальню дочери была плотно закрыта. Он не посмел ее открыть. Не захотел ни подтверждения, ни опровержения своих подозрений.
Зашел в третью комнату. Там высились горы коробок и сумок. Он не представлял, с чего начать. Подхватил ближайшую коробку, открыл.
Открытки с покемонами. Игрушечные грузовики и экскаваторы.
Вещи Дэвида.
Ему показалось, что из него выпустили воздух.
Он тяжело опустился на пол.
Он пересмотрел почти все коробки. Набирался мужества, прежде чем открыть следующую. Поднимал крышку, словно нажимал на спусковой крючок своего револьвера. Что за воспоминание поджидает его внутри, как оно по нему ударит?
Игрушки и одежда сына. Книги и подарки. Вехи маленькой жизни с рождения до шести лет — в ожидании, когда они снова понадобятся хозяину.
Надежда жены, подумал он, уложенная в коробки, убранная подальше, но по-прежнему живая.
Здесь были и его вещи: рабочие папки, книги, диски, одежда. Как старый ненужный хлам, который все-таки жалко выбросить.
Интересно, распространяется ли и на него упакованная в коробки надежда Энни?
Наконец он наткнулся на то, что искал. Коробка с файлами, тетрадями, старый ноутбук. Он просмотрел еще несколько коробок, вытащил из них пару дисков, чтобы тоже взять с собой. Песни и музыка, которые совсем в другой жизни слушал совсем другой человек.
Потом он снова и снова перебирал вещи сына, бередя и без того незаживающие раны.
— Знаешь, я тоже по нему скучаю. Мне его очень не хватает.
Донован вздрогнул от неожиданности, обернулся. В дверях стояла Энни. Трудно сказать, сколько она там стоит. Трудно сказать, сколько он здесь сидит. Он вообще потерял счет времени, растворился в нем.
Что-то в Энни изменилось. Сначала он решил, что она не столь напряженна, но потом понял, что она держит себя в руках. Он поднялся с пола.
