ноги жеребца быстро вынесли ее на два корпуса вперед. Однако лидерство Леа длилось недолго. В несколько мгновений майор настиг ее и пустил Самсона в галоп бок о бок с ее конем. Да, он был превосходным наездником, и Леа отказалась от мысли обогнать его. Он же сказал, что останется в «Ривервинд», — значит, так тому и быть. Всю дорогу к мельнице девушка ломала голову и не могла придумать, что же ей теперь делать. За это время они успели проскакать около мили к северу. Наконец, добравшись до места, она нашла выход. Машины! Ну конечно! Глядя на могучие валы и жернова, перетирающие тростник в кашу, она так увлекалась, что забывала обо всем на свете.
Тревор скрипнул зубами и слез с Самсона, не подавая виду, что ему больно.
Вблизи здание сахарной мельницы оказалось гораздо более внушительным, чем на расстоянии. Три дымохода, в нижней части занимавших площадь около одиннадцати футов, кверху сужались до пяти. Небольшие окошки, проделанные в стенах на разном уровне, говорили о том, что Стэнтон предусмотрел их на случай возможного нападения индейцев. Когда они вошли в здание, Леа принялась объяснять:
— Если заслонки, эти маленькие отверстия в трубах, закрыты, то газы свободно выходят вверх.
У основания трубы, которая находилась ближе всего к Тревору, он заметил небольшую дровяную печь и предположил, что пять медных котлов, стоящих рядом с ней, используются для вываривания тростниковой массы.
— В них умещается по двести галлонов сока, — кричала Леа сквозь гул механизмов.
Радуясь приятному расположению своей наставницы, Тревор следовал за ней по всему зданию, включающему кипятильные, сушильные и холодильные цеха с разной площадью и высотой. Длина самого большого из них была двадцать два фута, ширина — семнадцать и высота — двенадцать футов. Леа рассказывала, предвосхищая вопросы слушателя и со все более нарастающим энтузиазмом. Гораздо чаще, чем на механизмы, Тревор заглядывался на саму Леа. Ни разу прежде он не встречал такой умной девушки. Не каждый мужчина сумел бы превзойти ее в познаниях. Но его все более волновала ее восхитительно-женственная фигура.
— Майор?
Тревор оторвался от своих раздумий и поглядел ей в лицо. Не дай Бог спасовать перед этими сиреневыми глазами! Он напомнил себе, что является всего лишь заместителем Стэнтона и не более того. Как трудно об этом помнить в присутствии этой женщины, как бы являвшейся источником неистощимой энергии. Здесь, в окружении машин, она словно забылась: глаза ее горели, лицо было каким-то одухотворенным. Однажды Тревор видел такое же выражение на ее лице — когда он ее поцеловал.
— Я хотела показать вам саму мельницу, — сказала Леа и вдруг застенчивым жестом прикоснулась пальцами к своей шее.
Похоже, напрасно он так откровенно воззрился на нее, но разве можно устоять? Леа Стэнтон так же необычна, как сказочная русалка.
— Да, я… Я с удовольствием посмотрю на нее, — с запинкой проговорил Тревор, тряхнул головой, как бы приходя в себя, и снова переключился на механизмы.
Квадратные деревянные чаны около полутора футов в поперечнике, в три ряда стоявшие на приподнятой платформе, были сцеплены тяжелыми прутьями, закрепленными в кирпичную основу. На этой же основе, футов на десять возвышаясь над кипящими котлами, стояла сама мельница.
Пар поднимался к потолку и нагревал помещение до невыносимой температуры. На спинах рабов, раздетых до пояса, блестел пот. Грохот жерновов в сочетании со смешанными запахами сахара и пота, ударил Тревору по нервам. Должно быть, зимой условия труда здесь легче, но ненамного. Климат Флориды существенно отличался от виргинского, и сейчас Тревор готов был дорого заплатить за глоток горной прохлады.
— Тростник, который подвозят на тележках, отправляется далее по деревянному конвейеру вот сюда. — И Леа указала впереди себя. — Здесь он перетирается тремя жерновами. Двигатель для этой машины куплен в Новом Орлеане. Дядя Эдвард долго выбирал самый лучший. — Встретив широко раскрытые глаза Тревора, она добавила: — Пятьдесят лошадиных сил.
— Я просто онемел, Леа. Продолжайте, пожалуйста.
— Потрясающе, не правда ли? Перетирают тростник до состояния порошка. Если случайно вдохнуть его, он может забить дыхательные пути.
Тревор хотел что-то вставить, но, окончательно изумленный и подавленный ее широчайшими познаниями, лишь стоял и в немом благоговении слушал описание сахарного производства. Он узнал, что после того как сок выварили из растения, его пропускают через медные фильтры в отстойные чаны, куда добавляют гашеную известь в качестве катализатора для отделения примесей, образующихся в процессе варки. Нижний слой жидкости самотеком поступает в варочное отделение и потом, когда его подвергнут окончательной тепловой обработке, идет в специальный вакуумный котел, приводимый в действие паровой машиной.
Глядя через голову Леа на все эти чудеса техники, Тревор услышал, как она сказала:
— А вот сушильная центрифуга Хурда. Желая убедиться в том, что Леа сумеет описать каждую движущуюся часть машины, и тем самым проверить глубину ее познаний, Тревор спросил:
— Что именно делает этот механизм? Сможете вы мне объяснить?
— Конечно, — ответила она, и глаза ее загорелись от удовольствия. — Тут есть два барабана, один внутри другого. У внутреннего на стенках — мелкие отверстия. Он вращается с огромной скоростью, около тысячи оборотов в минуту.
— О, да вы лишь сильнее разожгли мой интерес, — сказал Прескотт, не в силах ответить себе, что его интересует больше: тело Леа или ее замечательный ум.
— Таким образом, именно здесь концентрируется и гранулируется прокипяченный сироп, прежде чем его отправят в холодильные камеры, а потом уже в виде песка расфасуют по бочкам, каждая из которых будет весить тысячу фунтов. Идемте теперь в сушильню, вы увидите, как мы получаем патоку.
Невероятная женщина! Тревор мог ожидать, что ей известны некоторые детали производства сахара, но не до таких же тонкостей! Что ж, эта дамочка способна дать сто очков вперед настоящему специалисту. Она напичкала его голову массой фактов и цифр, львиную долю которых он успел позабыть уже через час после того, как их экскурсия подошла к концу.
Проследив за взглядом Леа, Тревор поднял голову и увидел бочки, поднятые над цистернами на поперечных шестах около двадцати пяти футов длиной.
— Их оставляют здесь для просыхания, — объяснила Леа. — Образуемая патока медленно сочится через неплотные стыки в бочках. Дней через двадцать пять или около того стыки закупориваются, и тогда бочки посылают на продажу. — Высоко подняв подбородок, она горделиво повернулась к Прескотту, и он предугадал следующий вопрос. — Ну, что вы на это скажете? Действительно дядюшкина мельница так велика, как вам рассказывали?
Совсем потерявшись в сиреневых глубинах ее глаз, Тревор промямлил что-то несвязное, но выражающее восхищение. Никогда не думал, что ему случится склониться перед аналитическим умом юной леди. Он всегда считал, что женщины рождаются со склонностью к чисто дамским заботам. Но он имеет дело с барышней, чьи практичность и трезвый расчет могли соперничать и даже превзойти ум большинства знакомых ему мужчин. Именно она более чем кто-либо другой подходила на роль управляющего плантацией. Однако общество обрекло ее на роль дочери, потом — племянницы, позднее — жены, полностью подчиненной мужскому самовластию.
Потрясенный неожиданным поворотом своих мыслей, Гревор попытался привести их в порядок. Не он придумал общественные правила и нормы, но обязан жить в соответствии с ними, чтобы не подвергнуться, как и Леа, остракизму. Стэнтон напрасно потакал желанию племянницы распоряжаться хозяйством «Ривервинд». Если даже он сам и относится с уважением к из ряда вон выходящим способностям девушки, то большинство мужчин просто осудят ее стремление вторгнуться в сугубо мужские прерогативы.
С тревогой ощущая на себе взгляд Тревора, Леа пристально смотрела на группу работающих мужчин. Прескотт не отводил от нее глаз все утро. Несмотря на это, ей все-таки удалось отлично справиться со своими обязанностями. Это был настоящий подвиг. Она слегка приподняла подбородок. Вопреки худшим ожиданиям ее познания в области техники и процесса переработки тростника произвели на Тревора не меньшее впечатление, чем в свое время на дядю Эдварда.
Однако поведение майора несколько удивило ее. Дело в том, что местные плантаторы воспринимали Леа только как представительницу своего дяди, да и то лишь потому, что сам он болел. Она не раз могла убедиться в том, как окружающие относятся к этой ситуации. Например, в прошлом году она ездила в Новый Орлеан. Другие фермеры глядели на нее искоса, давая понять, что даже в качестве временного представителя дяди не могут воспринимать ее всерьез. И потому она не ожидала, что Тревор поведет себя иначе. Конечно же, у него могли быть скрытые мотивы демонстрировать свое почтение. Например, он мог подыгрывать до того момента, пока не накопит нужный для работы опыт. А потом вырвется на передовые позиции, а ее сошлет в дом к корзинке с рукоделием.
Эта тревожная догадка подавила Леа. Она не хотела думать о двуличии Тревора. Куда как приятнее верить в то, что он в самом деле понимает и уважает ее желание быть хозяйкой на плантации. Леа украдкой глянула на своего спутника и ученика. По всему ее телу пронеслась теплая волна. Он и впрямь был очень красив. И еще, пожалуй, слишком мужествен и самоуверен, чтобы можно было успокоиться. Приходилось признать, что из него может получиться прекрасный фермер и хозяин.
О разум! Дьявольская штука, рождающая
