заколки в виде птиц. Облегающее тело голубое шелковое платье с высоким воротом и короткими рукавами было отделано серебром, а по бокам узкой юбки струились вызывающие разрезы.
Когда мадам Блю подошла ближе, Сарина обнаружила, что у нее самые прекрасные голубые глаза, которые она когда-либо видела. Они походили на безоблачное небо в летний день и имели тот самый оттенок, что доминировал во всем убранстве дома. Хозяйка сложила ладони и приложила их в знак приветствия к груди. Сарина заметила, что ее руки сильно трясутся, суставы на пальцах покраснели и опухли, а сами пальцы слегка искривлены. Но даже если мадам Блю испытывала боль, это никак не отражалось на ее спокойном лице или в ее великолепных, подобных драгоценным камням глазах.
Пока Мэй что-то тихо рассказывала мадам, глаза владелицы заведения не отрываясь изучали Сарину.
Сарина неловко переминалась с ноги на ногу, стесняясь своей потрепанной одежды, особенно бросающегося в глаза на фоне вызывающей элегантности наряда мадам. Но в отличие от девушки, встретившейся ей внизу, в открытом взгляде мадам не было снисходительности. Когда Мэй закончила свой рассказ, мадам Блю кивнула, а затем мягким взмахом руки отпустила ее. Мэй поклонилась сначала мадам, потом Сарине и поспешила из комнаты, оставив двух женщин наедине.
– Мэй сообщила мне, что ты скрываешься и нуждаешься в защите, – сказала мадам Блю глубоким грудным голосом.
Сарина была несказанно поражена безупречным английским мадам, но ей удалось быстро овладеть собой и она, кивнув, объяснила:
– Я, к сожалению, поиздержалась и поэтому соглашусь на любую работу… в безопасном месте. – Она надеялась, что Мэй не говорила мадам Блю о том, чтобы Сарине остаться здесь, в этом доме.
– Пожалуйста… – женщина указала на одно из двух обтянутых голубым шелком кресел, стоящих по обе стороны чайного столика из черного дерева с искусной резьбой. Сарина с благодарностью приняла приглашение и опустилась в глубокое и удобное кресло. Мадам Блю напряженно застыла на краешке другого, и Сарина мгновенно прониклась к ней симпатией: хозяйку, видимо, беспрестанно мучила боль.
– Позволь мне сразу успокоить тебя, моя дорогая. Я ничего не знаю о тебе и о том, почему ты боишься за свою жизнь. Так и будет, пока ты сама не захочешь рассказать мне об этом. Как Мэй, очевидно, уже сказала тебе, в этом доме о прошлом забывают навсегда.
Сарина вздохнула. Похоже, Мэй все-таки говорила с мадам о том, чтобы оставить Сарину здесь.
– Я знаю о девушках, переступающих мой порог, не больше, чем они знают обо мне, – продолжала мадам, – и это залог моего спокойствия в течение последних тридцати лет. Большинство из них пришли сюда по собственной воле. Когда агенты из всех частей света рекомендуют мне девушек, единственное, что я знаю, – это имена самих агентов. Девушки же часто выбирают для себя псевдонимы, стараясь защитить свое драгоценное прошлое.
Это было сказано с ноткой горечи, и Сарина подумала: каково же было прошлое мадам Блю и какое имя она носила тридцать лет назад?
– Значит, вы не знаете, кто прислал к вам Мэй? – спросила Сарина и облегченно вздохнула, когда ее собеседница покачала головой.
– Я знаю только, что ее направил ко мне мой агент из Сингапура, и больше мне ничего не нужно знать.
– Понимаю. – Сарина кивнула.
– Не сочти меня грубой, дорогая, если я спрошу: бывала ли ты раньше в таком доме, как мой?
Сарина закашлялась.
– Нет, – воскликнула она с невольным возмущением, – разумеется, нет! Почему вы об этом спрашиваете?
Мадам рассмеялась глубоким грудным смехом.
– Я спросила потому, что ты похожа на человека, остановившегося у закрытой двери, которому одновременно и страшно, и любопытно, что же там внутри. Пожалуйста, не обижайся на мою прямоту, дорогая. У девушки твоего происхождения едва ли были причины предполагать, что в один прекрасный день она окажется в публичном доме. В юности меня самое всячески ограждали от грубых реалий жизни, и я бы возмутилась, если бы кто-то предположил, что судьба забросит меня в подобное место. Но, – мадам Блю улыбнулась и обвела широким жестом комнату, – не прошло и тридцати лет, как я привыкла к этому окружению и к своей роли.
Сарина почувствовала неожиданную симпатию к этой искренней и загадочной женщине.
– Скажите мне, мадам Блю, – лукаво блеснув глазами, спросила она, – как бы вы оформили помещение, если бы ваши глаза были черными?
В ответ она услышала уже знакомый грудной смех.
– Моя дорогая, задрапировать этот дом в траур было бы несправедливо по отношению к моим девочкам, олицетворяющим собой всю прелесть жизни.
Вторя беззаботному смеху мадам Блю, Сарина поверила, что в этой женщине она нашла друга.
– Как вы, без сомнения, уже заметили, я не столь хорошо себя чувствую, как хотелось бы. – Мадам протянула вперед руки, и Сарина увидела, как они изуродованы. – Мои руки и мое тело съедает болезнь, мне становится все труднее спускаться и подниматься по ступеням, и я уже с трудом встаю с кровати без посторонней помощи. – Хотя в глазах мадам мелькнуло озорное выражение, рот ее искривился в горькой усмешке. – Существенное неудобство для женщины моей профессии, ты не находишь?
Щеки Сарины запылали от столь явного намека.
– Моя дорогая, как ты смотришь на то, чтобы нам заключить некую сделку? – внезапно спросила мадам.
– Сделку?
– Да. – Мадам Блю наклонилась к Сарине. – Не останешься ли ты в этом доме, чтобы принимать гостей вместо меня? – У Сарины перехватило дыхание. – Ты будешь играть роль хозяйки – ничего более, это я обещаю. В черном парике, подходящих гриме и платье – да тебя не узнает самая закадычная подруга! У тебя будет идеальное убежище, моя дорогая.
– Я не знаю… – Сарина заерзала в кресле.
– Согласившись, ты очень обяжешь меня, – тихо сказала мадам. – Видишь ли, моя дорогая, в этом доме шестнадцать красивых женщин, за которых я несу определенную ответственность. Из-за моего состояния пошел слух, что в доме мадам Блю болеют и могут заразить посетителей. Другие заведения, недостойные даже сравнения с нашим, стали переманивать клиентов и сейчас угрожают самому нашему существованию. – Она взглянула на свои скрюченные пальцы. – Я так долго боролась со своей болезнью, что, возможно, мое упрямство нанесло непоправимый вред тем, кто от меня зависит. Но кто знает, может быть, твое появление здесь – это знак свыше? – Она умоляюще посмотрела на Сарину. – Соглашайся, моя дорогая, это будет выгодно нам обеим.
– Прежде чем я отвечу на ваше предложение, не могли бы вы рассказать о Мэй? – попросила Сарина. – Она… – Сарина запнулась. – Она спала со многими мужчинами после приезда сюда?
Мадам покачала головой.
– Нет, – тихо ответила она. – Мэй ни с кем не спала.
– Но я думала, что есть только одна причина, по которой вы держите девушек.
– Много лет назад я поняла, что склониться под сильным ветром намного лучше, чем быть сломленной из-за упрямства и гордости, – последовал загадочный ответ. – Мэй прислали ко мне с разбитой душой, и я не так жестока, чтобы заставлять ее работать как остальные девушки, которые делают это по собственной воле. Я надеялась, что со временем Мэй излечится, но я ошиблась. Чтобы облегчить ее страдания, я даже настояла на том, чтобы она курила опиум, но, к сожалению, сейчас она уже не может расстаться с трубкой. Боюсь, что, если опиум не будет облегчать ее страдания, она просто покончит с собой.
– И все же вы оставили ее у себя? – настаивала Сарина.
В глазах мадам Блю появилось какое-то отсутствующее выражение, словно она перенеслась в свое тщательно скрываемое прошлое.
– Бывают времена в нашей жизни, когда мы делаем не то, что хотим, но то, что нам предназначено судьбой. Если мы протянем руку дружбы тому, кто в этом нуждается, мы будем многократно вознаграждены. Кто знает, может, и нам когда-нибудь потребуется такое же участие других людей? Видишь ли, моя дорогая, девушки, которые живут здесь, для меня словно дочери, которых у меня нет, и я люблю их, как только мать может любить собственных детей.
Сарину потрясла любовь, изливаемая из самого сердца этой женщины, и именно в это мгновение она решила добровольно отдать свою судьбу в трясущиеся руки мадам Блю.
Сарина без сожаления распрощалась с жестоким миром, где она до этого существовала, и ступила в шелковую вселенную приглушенных звуков и неземных ощущений, окруженную успокаивающей синевой безоблачного неба. Единственная свободная спальня находилась на третьем этаже, но когда она попросила Джанеллу – англичанку, которую встретила в первый день, – поменяться с ней комнатами, чтобы быть рядом с Мэй, девушка с готовностью согласилась.
Пока для нее готовили одежду и парики, Сарина позаимствовала одно из платьев Джанеллы и один из париков мадам Блю, чтобы каждый вечер тихонько наблюдать за мадам в роли хозяйки заведения. Скоро она научилась говорить томным шепотом, скромно опустив глаза и слегка наклонив голову. Большей частью заведение мадам Блю посещали англичане и американцы, но изредка попадались также китайские мандарины и торговцы. Почти все они знали английский, но мадам Блю на всякий случай научила Сарину нескольким расхожим фразам на китайском языке.
Мадам Блю была терпеливым учителем, а девушки, неразговорчивые, когда дело касалось их прошлого, с удовольствием сплетничали друг о друге и знакомили Сарину с пикантными историями из жизни постоянных клиентов.
Из шестнадцати девушек пятеро были родом с Востока, четверо приехали из Англии, трое – из Франции. Две были американками, одна
