выравнивать судно. Корабль нехотя повернулся, на мгновение подчинившись, а затем, словно ослепшее животное, ощупью ищущее дорогу, отчаянно завилял по волнам.
По палубе, крича и размахивая руками, забегали люди. Во повернул голову налево и увидел скалы. Но что это? Сейчас они уже с правой стороны! Страх сжал его горло. Как он мог их не заметить?
Матросы бегали от борта к борту, определяя на глазок расстояние, оставшееся до скал. Повинуясь их сигналам, Во крутил тяжелый штурвал, лавируя меж предательских каменных громад.
Над кораблем разнесся пронзительный вопль, и Шукэну потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это был вовсе не крик, а звук разрывающейся обшивки корпуса. Все попытки удержать корабль терпели неудачу. Судно отказывалось подчиниться, словно обладало собственной волей. На одно ужасающее мгновение нос корабля взмыл в воздух, словно у коня, встающего на дыбы, а в следующий миг он с грохотом рухнул вниз. Нескольких моряков смыло за борт, другие попадали на палубу.
Во с трудом поднялся на ноги, беспомощно наблюдая за беспорядочным кружением штурвала. Корабль шел своим собственным безумным курсом. В воздух взлетали деревянные щепки, вода фонтанами хлестала из многочисленных дыр, а люди, окружавшие его, попадали на колени и начали молиться, стуча лбами по деревянной палубе. Многие из них держали в руках маленькие красные мешочки.
– Ма Чу! Мать Ма Чу, спаси нас, умоляем тебя! Спаси наши жизни, Ма Чу! – причитали они.
Раздался раздирающий уши грохот – это судно налетело на следующее каменное заграждение. Со свистящим скрежетом начала падать одна из трех мачт. Она свалилась на палубу, будто огромное дерево на землю, зазвучали предсмертные стоны и ужасающие крики. Во не выдержал и, зажав руками уши, бросился бежать.
Он несся по лужам воды, окрашенной кровью, к трапу. На пути ему попадались раненые и умирающие, валяющиеся на палубе, будто сломанные, испачканные в красной краске куклы, но сейчас он думал только о Сарине. Он должен ее спасти!
Он ввалился в каюту, упав на четвереньки, когда гибнущий корабль снова тряхнуло. С трудом поднявшись на ноги, по колено в холодной соленой воде, Во пробрался к лежащей без сознания на узкой койке фигурке. Намокший подол длинного халата тянул его вниз, замедляя движение, так что ему казалось, что он бредет против ветра по болоту. Достигнув койки, он с усилием поднял Сарину на руки и начал пробираться обратно к двери. Вода поднималась все выше, но в конце концов ему удалось достигнуть лестницы, ведущей на палубу. Взвалив Сарину на плечо, он поднялся на первую ступеньку. Она затрещала и сломалась. Удержав равновесие, Во из последних сил перенес ногу на следующую ступеньку и с облегчением обнаружил, что она выдерживает его вес.
Когда он вышел на палубу, корабль начал крениться набок. Во поскользнулся и, не выпуская драгоценной ноши, растянулся на деревянных досках, скользких от воды и крови. С шумом ветра по-прежнему мешались крики раненых и стоны умирающих.
Он поковылял туда, где два моряка спускали на воду маленькую спасательную лодку. Во осторожно опустил Сарину на палубу и стал им помогать. Корабль дернулся, и все трое, потеряв равновесие, упали на колени. Во первым поднялся на ноги. Когда он наклонился, чтобы поднять Сарину, один из матросов проскочил мимо него и прыгнул в лодку. Мгновение спустя за ним попытался последовать второй.
С яростным воплем Во схватил его за шею и потянул назад, на палубу. Выхватив из-за пояса маленькую, украшенную драгоценными камнями шпагу, он приставил ее к груди моряка.
– Сначала отнеси ее, иначе ты мертвец!
Тот кивнул и протянул руки к Сарине. Под внимательным взглядом Во матрос легко взвалил Сарину на плечо и перелез через поручни.
Как только Сарина оказалась в прыгающей на волнах лодке, Во убрал шпагу. Он подбирал полы своего длинного халата, когда вдруг почувствовал, как чьи-то руки вцепились ему в спину и тянут назад. Пошатнувшись, но устояв на ногах, Во снова выхватил шпагу и, когда его противник занес ногу над поручнем, со всего размаху вонзил лезвие ему в спину. Тот замертво повалился на палубу.
Корабль содрогнулся, и в его израненное тело вонзилась еще одна скала, лишив его последней из трех мачт. Мачта с дьявольски пронзительным визгом понеслась вниз, и белые паруса, словно крылья, шумно трепетали на ветру. Будто пикирующая с небес птица, она летела над головой человека, собиравшегося спуститься в лодку. Во Шукэн поднял глаза, и они расширились от ужаса.
– Нет!!! – Это был вопль человека, который понял, что боги навсегда отвернулись от него.
Мачта ударила Во по голове, и его пальцы, сжимавшие поручень, разжались. Он упал на палубу, и последнее, что он увидел, было удалявшееся расплывчатое золотистое пятно. Он не почувствовал никакой боли. Его веки затрепетали и закрыли тускнеющую черноту глаз. Руки раскинулись в стороны. С последним вздохом он произнес ее имя.
А потом Во Шукэн отпустил свой дух, чтобы он присоединился к почитаемым душам его предков.
Дженсон приказал, чтобы бросили якорь и спустили лодку. Все это время он с растущим ужасом следил за происходящим и сейчас не отрывал глаз от качающихся на волнах маленьких лодочек, покинувших умиравший на рифах большой корабль.
Руки гребцов в его лодке мелькали не останавливаясь, но в высоких волнах бурлящего моря суденышко, казалось, не двигалось с места. Дженсон наклонился вперед и поднес к глазу подзорную трубу, ища в лодках Сарину. Его взгляд блуждал в поисках хоть какого-нибудь проблеска золота, – может быть, поднятого ветром локона волос, – который приведет его к ней.
Лодка нырнула в волну и выровнялась снова, перевалила бирюзовый, покрытый белой пеной гребень и снова опустилась в темную впадину. Моряки обливались потом, их рубашки и брюки промокли насквозь. Но жаркие лучи солнца испаряли воду, оставляя на их коже соль, покрывавшую коркой веки и забивавшуюся в уголки рта. Дженсон стянул рубашку и протер ею потные лицо и грудь. Затем снял ботинки и закатал брюки по колено. Он проверил пистолет, удостоверился, что он не промок, и снова засунул его за ремень брюк.
Наконец они нагнали несколько лодок. Дженсон сжал кулаки и затаил дыхание. Прошла, казалось, вечность, прежде чем он с шумом выдохнул. Сарины не было ни в одной из них. Они миновали третью и четвертую – и снова неудача. Его сердце замерло. Неужели она погибла вместе с Шукэном? Оставались всего две лодки. Когда они приблизились к первой из них, Дженсон с трудом сдерживал панический ужас очередного разочарования.
– Сарина! – Ее имя радостным криком сорвалось с его пересохших губ.
Она была там – одинокий золотой комочек, скорчившийся на дне лодки, которая быстро двигалась к берегу. Он махнул своим людям. Лодки сошлись борт о борт. Двое китайцев с ужасом смотрели на пистолет Дженсона. Уронив весла, они подняли руки над головой.
– Держитесь за борта нашей лодки! – рявкнул Дженсон по-китайски, и, торопясь исполнить его приказ, они чуть не перевернули лодку.
Пока его люди помогали удерживать оба суденышка рядом, Дженсон встал на колени и наклонился через борт к Сарине. Лодка на мгновение качнулась, но быстро выправилась, и он наконец дотянулся. Он глубоко вздохнул, а затем поднял ее на руки. Держа Сарину в объятиях, он, дрожа от усилий, медленно опустился на дно своей лодки.
– Возвращаемся на корабль! – прокричал Дженсон своим людям. – И, ради Бога, поторопитесь!
Время мести прошло. Очевидно, Во Шукэн погиб: только смерть могла заставить его отпустить Сарину. Дженсон прижался губами к ее лбу и откинул назад упавшие на лицо пряди волос.
– Ты в безопасности, моя дорогая, – пробормотал он. – Наконец-то ты в безопасности. Тебе придется побороться, Сарина, ради меня и ради нашего сына. Пожалуйста, мой ангел, я умоляю тебя, живи!
Глава 30
«Благословен будет наш Господь, потому что он услышал мои молитвы…»
Чей-то голос проник сквозь окутавший ее туман. Это был голос ее отца, читающего один из его любимых псалмов о возвращении веры тем, чья вера пошатнулась.
«Господь – моя сила и мой щит. Ему я доверяю всем сердцем и он мне поможет…»
Это была молитва, которую отец просил повторять снова и снова, когда она в детстве свалилась с лихорадкой, которая, по словам врача, могла убить ее, так же как убила ее мать.
«… поэтому мое сердце возрадовалось, и своей песней я восхваляю Его…»
Это был любимый псалом ее отца, но голос был не его. Сарина заметалась в кровати, вертя голову в тщетной попытке увидеть лицо обладателя этого голоса.
Безнадежно. Дженсон захлопнул Библию отца Сарины со сделанными им на полях пометками. Он устало потер глаза, затем потянулся, чтобы размять затекшие руки.
Что еще можно сделать, гадал он, рассеянно водя пальцем по золотым буквам, выдавленным на потертом кожаном переплете. Что еще можно сделать, чтобы вдохнуть в Сарину волю к жизни? Он прижал к груди книгу, взятую из комнаты Сарины в доме мадам Блю, с отчаянием наблюдая, как больная в забытьи мечется на узкой койке.
Прошел целый день, с тех пор как он доставил ее на борт, – день, в течение которого он ни на минуту не отходил от нее даже для того, чтобы увидеться с сыном. Он обтирал ее тело губкой и обмахивал веером, заставлял пить и читал вслух Библию, пока у него не пересохло в горле. Но ничто, казалось, не проникало сквозь глухую стену, за которой она скрылась от мира.
Должно быть, он заснул сидя в кресле, потому что, когда он открыл глаза, услышав дикий крик, было уже темно. Дженсон вскочил на ноги, и Библия полетела на пол. Он быстро зажег масляную лампу рядом с кроватью и увидел,
