К королю подбежал тот самый толстый рыцарь, который поддевал Филиппа.
– Да, ваше величество.
– Разместите сира Филиппа д'Юбиньи в моем доме. Я поговорю с ним завтра утром. Через час после восхода солнца, сир Филипп.
Король еще раз кивнул и, развернувшись на каблуках, вышел из зала. Когда за ним захлопнулась тяжелая дверь, приемная сразу, казалось, опустела, как будто ее покинула жизнь.
Кучка рыцарей в углу смотрела на Филиппа в испуганном молчании. Беркли крякнул и неохотно подошел к Филиппу.
– Я Уильям Беркли, сир Филипп, – сказал он извиняющимся тоном. – Мы не знали, кто вы, и… э…
В это время к ним подошли остальные рыцари и засыпали вопросами.
– А как на самом деле выглядит Саладин?
– Как вам удалось бежать из Дамаска?
– Вы правда сказали Саладину прямо в лицо, что не отступитесь от своей веры, сир Филипп?
Филипп улыбнулся. Наверное, в этой усмешке Жильбер узнал бы улыбку юного оруженосца из Бланш- Гарде. На обеспокоенном лице Беркли отразилось чувство облегчения.
– А что касается расфуфыренного болвана, сир Филипп, – в смущении пробормотал он. – Если вы…
– О, пожалуйста, сеньоры, – запротестовал Филипп. – Если мы вместе отправляемся в Святой город, мы должны стать друзьями.
– Что ж, очень рад слышать это, – откликнулся Беркли с обвораживающей искренностью, которая была одним из его основных достоинств. – Говорят, вы один из самых храбрых поединщиков и искусных фехтовальщиков Святой земли.
Филипп вышел из приемной лишь час спустя, чувствуя, что приобрел новых друзей. И, кроме того, он нашел человека, за которым бы последовал куда угодно. Быстрым шагом пройдя по коридорам, он ответил на салют английских стрелков и ждал, пока приведут ему его коня. «Если у Ричарда достаточно таких лучников, – думал он, осматривая воинов взглядом настоящего знатока и мысленно сравнивая их с ненадежными пехотинцами королевства Иерусалимского, оставившими войско в битве при Хиттине, – то мы дадим туркам хороший урок».
Он уже было поставил одну ногу в стремя, но тут вдруг услышал со стороны двора громкий крик и бряцанье оружия, сопровождающееся тяжелым топотом ног.
– Господин, господин!
Филипп застыл на месте. В этом голосе было что-то до боли родное и знакомое. Ведь не может же, в самом деле, это быть… Он повернулся на голос и увидел упавшего перед ним на колени человека, тут же схватившего его руку и начавшего покрывать ее поцелуями.
– Льювеллин! – беззвучно шевеля губами, проговорил Филипп. Нагнувшись, он поднял Льювеллина на ноги. Тот смотрел ему в лицо с обожающей, радостной улыбкой. По морщинистым щекам старого слуги катились крупные слезы, и Филипп почувствовал, что ему самому хочется плакать.
– Я думал, ты погиб, Льювеллин, – сказал он прерывающимся от волнения голосом. – Я был уверен, что тебя убили при Хиттине.
– О, только не меня, мой господин. Понадобилась бы целая армия нехристей, чтобы прикончить меня. А вы, мой господин? Вы так повзрослели. Сир Хьюго мог бы гордиться вами сейчас, мой господин.
Они стояли и молча улыбались друг другу, не в силах найти нужные слова.
– Кому ты теперь служишь, Льювеллин? – наконец спросил Филипп.
Лицо Льювеллина осветилось счастливой улыбкой.
– До последнего момента я служил сиру Уильяму де Богуну. Он английский рыцарь. Но теперь я снова буду служить вам, мой господин, если вы договоритесь с сиром Уильямом. Он был мне хорошим хозяином.
– Я поговорю с ним утром, Льювеллин, – пообещал Филипп. – Я только что познакомился с ним.
Он рассказал Льювеллину, как найти дом, в котором остановились они с Жильбером, и тронул поводья, медленно поехав вперед, с трудом пробираясь по людным узким улочкам, мимо шумной пристани, мимо бухты с небесно-голубой водой и рядами стоявших на якоре судов. И вдруг поймал себя на том, что едва не поет от счастья.
Жильбер, бросив единственный взгляд на лицо Филиппа, сразу все понял и улыбнулся, потерев кончик своего носа с нескрываемым удовольствием.
«Вот теперь я узнаю прежнего Филиппа», – подумал он и начал выслушивать сбивчивый рассказ своего друга о событиях, приведших его в такое прекрасное расположение духа.
– Я только переоденусь, и потом мы сядем обедать, – говорил Филипп, направляясь в свою комнату. – Выпьем вина, которое мы взяли на пробу…
Вдруг он застыл на месте, внезапно замолчав. Жильбер, повернувшийся уже было, чтобы пойти к себе, тревожно взглянул на своего друга. Филипп же смотрел на свою кровать.
– Что такое, Филипп?
Филипп не ответил. Нагнувшись, он взял в руки маленький круглый хлебец. Сильно побледнев, он молча повернулся к Жильберу.
– Ассасины! – наконец прошептал он.
На его постели лежал длинный нож и сверток пергамента. Филипп, сломав красную печать, прочитал единственную фразу, написанную на пергаменте: «Конрад Монферратский должен быть убит. Исполни
