неудачных поисков гнезда перепелки. Розетта хлопнула в ладоши, Паоло же поднялся и застыл, глядя вслед машине. «Вскоре придет день, – подумал он, – когда этот человек захочет поговорить со мной об отце, и должно прийти на этот разговор мужчиной, а не безмозглым уличным мальчишкой, которого сначала обманут, а затем, того и гляди, побьют». Кроме того, предстоящее расследование Паоло считал делом важным, и Розетта, если хотела стать его девушкой, могла бы это и понимать. А вот о том, что он немного побаивался священника, приехавшего, чтобы вывернуть наизнанку прошлое его матери и всей деревни, знать Розетте, конечно же, не следовало. Промолчав, он взял девочку за руку и, несмотря на ее протесты, увлек через кусты к узкой полоске гальки на берегу ручья, куда днем никто никогда не приходил.
Альдо Мейер увидел Мередита, когда машина замедлила ход у самого его порога и чуть ли не ползком двинулась дальше, в окружении толпы галдящих мальчишек. Серое сморщенное лицо, губы, чуть изогнутые в болезненной улыбке, поднятая рука, приветствующая детей. Да, смерть несомненно отметила этого человека своей печатью. «Интересно, – подумал доктор, – какие причины заставили епископа согласиться с кандидатурой такого адвоката дьявола и тут же отправить его в самое пекло, разбираться в столь противоречивом деле Джакомо Нероне? Как будет вести себя этот священник и как отразилось на нем близкое соседство смерти? Какое мнение составит он о графине и ее гостях после званого обеда, как отреагирует на путаные рассказы, которые ему предстоит услышать». Потом Мейер вспомнил, что должен лечить этого человека, и укорил себя за то, что не поприветствовал гостя даже взмахом руки.
Машина уже выехала на площадь, и из домов высыпала вся деревня. Даже отец Ансельмо щурился от яркого света, держа в руке приглашение графини, ломая голову, в чем должен состоять учтивый прием, о котором просил в письме епископ. Впрочем, куда более занимала его другая проблема: что надеть к обеду на вилле? И как только машина скрылась из виду, он заковылял по двору, зовя старую Розу Бензони, чтобы та выстирала ему жесткий воротник и замыла пятна от соуса на его лучшей сутане.
Только Нина Сандуцци не пожелала лицезреть прибытие римского посланца. Она сидела у постели кузнеца Мартино и ложечкой вливала бульон в его перекошенный рот. Если священник захочет ее увидеть, он узнает, где ее найти, а уж она решит, что ему сказать.
Что же касается Блейза Мередита, то он видел почти всех, но никого в отдельности. Мелькание лиц, гам незнакомых голосов, запах пыли, пота, разлагающихся на солнце отбросов. Он облегченно вздохнул, когда машина миновала деревню и, натужно ревя мотором, начала преодолевать крутой подъем к вилле, где привратник стоял у железных ворот. Графиня встретила его на лужайке перед домом, свежая, как утренняя роса.
– Мой дорогой монсеньор Мередит! Как я рада вас видеть!
Теплая улыбка, чистые глаза, мягкая, но крепкая в пожатии рука. Мередит приятно удивился, услышав английскую речь. И его усталое лицо посветлело:
– Моя дорогая графиня! Позвольте поблагодарить вас за то, что вы согласились приютить меня под вашим кровом.
– Как вы доехали?
– Дорога, конечно, плохая, да и путешественник из меня никудышный. Но я в целости и сохранности, на куски не развалился.
– Бедный вы мой. Вы, должно быть, вконец измотаны. Пьетро покажет вам вашу комнату. Там вы сможете умыться и отдохнуть перед ленчем.
– С удовольствием, – ответил Мередит, мысленно поблагодарив Бога за то, что на свете есть англичане. Они понимали значение подобных мелочей лучше, чем кто бы то ни был. Они отлично знали, что человеку, если он устал, прежде всего необходимы покой и горячая вода!
Слуга подхватил чемоданы и повел Мередита в дом. Графиня осталась на лужайке, провожая взглядом сутулую фигуру священника.
Мгновение спустя из-за большого куста вышел Николас Блэк. На его лице играла широкая улыбка:
– Это было прекрасно, дорогая. Вы приняли его не только как священника, по и как соотечественника. Вы – настоящая актриса!
Анна-Лунза словно и не заметила иронии:
– Он выглядит больным.
– Возможно, тут дело в молитвах и постах, дорогая. Интересно, надета ли на нем власяница.
– Перестаньте, Ники!
Художник пожал плечами:
– А чего вы от меня ждете? Чтобы я поцеловал его священную задницу и попросил благословить мои картины? Что с вами происходит? Только не говорите мне, что вы решили покаяться.
Графиня, похоже, рассердилась:
– Послушайте, Ники. Вы – милый человек и хороший художник. Вы в полной мере используете меня для своих целей, и я помогаю вам получить то, что вам очень хочется. Но у меня особые отношения с этим священником, и я не хочу, чтобы вы еще более их усложняли, лишь бы показать, как вы умны. Если не желаете держать себя в рамках приличия, можете запаковать чемоданы, и я попрошу Пьетро отвезти вас в Валенту, чтобы вы первым же поездом отправились в Рим. Надеюсь, это ясно?
Ему хотелось закричать на нее, отхлестать по щекам, грязно обругать, но, как обычно, он испугался. Поймал руку графини, поцеловал ее, начал извиняться:
– Я всегда вел себя прилично, дорогая, не так ли? Простите меня. Не знаю, что на меня нашло. Больше этого не повторится. Я обещаю. Пожалуйста, простите меня.
Анна-Луиза де Санктис улыбнулась. Она высекла Блэка и теперь могла проявить великодушие. Поэтому взъерошила его волосы и потрепала по щеке:
– Хорошо, дорогой. Забудем об этом. Но в будущем будьте хорошим мальчиком.
Затем он взял графиню под руку, и они погуляли по саду, обсуждая римские скандалы. Но при всем своем уме Анна-Луиза не могла осознать ту глубину ненависти, которую испытывал к ней Блэк.
Оставшись один на один со своими мыслями в комнате с высоким потолком, хорошо защищенной от полуденного зноя, Блейз Мередит умылся, переоделся и лег на большую кровать из орехового дерева.
Вновь, похоже, он получил от жизни подарок. Удобная комната, очаровательная хозяйка, внимательные слуги. Какой бы ни была нищета деревни, он сможет вернуться сюда и забыть о ней. А если возникнут осложнения, может рассчитывать на помощь графини. И в случае болезни он не будет один, а при таком количестве слуг едва ли станет обузой.
Он напомнил себе, что должен написать письмо епископу, сообщить, что всем доволен и приняли его очень хорошо. А затем задумался о предстоящей работе.
Первым делом, решил он, надо поговорить с графиней. О деревне, ее жителях, тех из них, кто может что-то рассказать о Джакомо Нероне. Она же всех знает. И пользуется значительным влиянием. Ее слово может развязать многие языки.
Затем следует навестить местного священника и показать ему официальный документ, на основании которого будет проходить расследование. Какой бы пи была репутация отца Ансельмо, тот, тем не менее, являлся представителем церкви. К тому же, хорошо знал Нероне. Впрочем, тут возникал один деликатный нюанс. Если он был, хотя и какое-то время, духовником Нероне, то лишался права давать показания. Даже если грешник и освободил его от клятвы молчания, показания исповедника не принимались каноническим судом. Закон, конечно, поступал мудро, но, с другой стороны, оставляя лазейку для человека, который хотел что-то скрыть. Так что у него, как адвоката дьявола, могли возникнуть проблемы с отцом Ансельмо.
Кто следующий? Возможно, доктор. Альдо Мейер, еврей и разочаровавшийся либерал. И тут не все просто. Он мог знать многое. Суд принял бы его показания, неверные и еретики могли свидетельствовать как за, так и против. Но, в отличие от католика, которому Мередит мог пригрозить, заставить доктора давать показания он не мог. И все зависело от доброй воли последнего.
Затем – Нина Сандуцци, любовница Джакомо Нероне и мать его ребенка. Из записей Баттисты и Солтарелло следовало, что она отказалась давать показания. И едва ли священнику-иностранцу удастся добиться от псе большего. А если б и удалось, допрос не доставил бы ему удовольствия: пришлось бы вытаскивать на свет мельчайшие подробности их интимной жизни, тайны, которыми они делились друг с другом, причины разрыва, даже особенности самого полового акта. К тому же он плохо владел калабрийским диалектом, густо замешанным на греческих, финикийских, арабских и французских словах.
