покорного слугу. Он был моим крестным отцом, моим попечителем и воспитателем и заботился обо мне как о родном сыне.
– Но ведь сохранились же какие-нибудь документы, какие-нибудь бумаги касательно вашего происхождения? – спросила Сусанна.
– Никаких. Известно только имя моей кормилицы, так как добрый Лефевр взял ее адрес и дал ей свой на случай появления этого господина Эдуарда. Я был отдан на воспитание жене одного крестьянина в Гонессе, тетке Фано.
– В Гонессе! А-а!.. Там умер и мой бедный мальчик… – вздохнула Сусанна.
– Виноват… – сконфузился Фрике, – я вызвал в вас тяжелые воспоминания…
– О! это воспоминания прошлого, далекого прошлого, друг мой. Время все сглаживает, – задумчиво продолжала Сусанна. – Теперь 1870 год, а бедный малютка мой умер в 1853.
– Значит, именно в тот год, как господин Лефевр взял меня к себе. Да, время летит быстро, прошло уже семнадцать лет!
И, погруженный в свои воспоминания, Фрике не замечает странного выражения лица своей собеседницы.
Гонесс и 1853 год! То же селение, тот же год…
Случайное ли это совпадение или воля Провидения?
Страшный вопрос этот стоял перед Сусанной и никак не укладывался в ее мозгу.
Под каким-то пустячным предлогом мадам Мулен прервала разговор и вышла из комнаты.
Де Марсиа еще не спал.
– Ты поручил мне выпытать тайну твоего врага, – резко начала она, входя в его комнату. – Я выполнила твое поручение, вызвала его на откровенность; но признание юноши пробудило в душе моей тяжелые воспоминания… Я невольно вспомнила нашего ребенка…
– Ну, и что же из этого?
– Право, не знаю, как тебе сказать… как бы выразиться яснее… – замялась Сусанна. – Ты, конечно, посмеешься надо мной, но мне, видишь, кажется… я боюсь.
– Ты боишься Фрике?
– Нет… мне почему-то кажется, что ребенок наш не умер, что он жив… Меня мучит то, что я была для него дурной матерью, что я мало заботилась о нем.
– Что за сентиментальности, Сусанна! Ведь ты не сумасшедшая!
– Постой, постой… В котором году умер наш малютка?
– Твой сын умер в 1853 году.
Де Марсиа сделал особенное ударение на слове «твой».
– В каком месяце?
– В августе, в то самое время, как мы были в Лондоне. Да ты же сама должна это помнить: в Париже шел тогда процесс д'Анжеля, любовника твоей приятельницы Антонии.
– Да, да… Он еще убил свою любовницу?
– Ну, да! Но ворошить этот хлам не к чему, и потому не советую тебе распространяться.
– Еще одно, одно только слово!.. Свидетельство о смерти ребенка у тебя?
– Да, – протянул он сквозь зубы, помедлив несколько с ответом.
– Отдай его мне.
– Я засунул его куда-то, теперь не припомню. Поищу завтра; найду – так отдам.
– Ты, конечно, помнишь, что свидетельство это нам было прислано в Лондон в письме Викарио?
– Но не могу же я его таскать у себя в кармане семнадцать лет!
Сусанна больше не настаивала.
На следующее утро де Марсиа передал ей форменное свидетельство, за печатью гонесского мэра, выданное 25 августа 1853 года. Документ этот гласил о смерти полуторагодового ребенка мужского пола, рожденного от неизвестных отца и матери, нареченного при крещении Эдуардом.
Сусанна несколько раз прочла бумагу, внимательно разглядела ее со всех сторон и, не сказав ни слова, взяла кошелек, надела пальто и шляпу и вышла из дому.
VI
Мать ищет своего ребенка
Сусанна Мулен отправилась на железную дорогу и с первым же поездом уехала в Париж.
В Париже она взяла фиакр, который отвез ее со станции Сен-Лазар на северную железную дорогу. Доехав до Вилье-ле-Бель, она пересела в омнибус и в два часа пополудни была уже в Гонессе.
Зачем приехала Сусанна в эту деревушку?
Ведь у нее же было в руках свидетельство о смерти сына?
В душе ее зародилось сомнение.
