С ужасом и отвращением выслушала Сусанна этот рассказ; она была уже не та, что прежде, и не могла сочувствовать этому человеку. Он был ей гадок, противен, она глядела на него с отвращением.
– Неужели ты никогда не задавала себе вопроса о том, чем мы существуем, откуда берутся у нас средства? – продолжал де Марсиа. – Ведь должна же ты была чем-нибудь объяснить себе тогда наш внезапный отъезд из Парижа? Ведь ты же знала, что обстоятельства мои были так плачевны, что я принужден был продать последнюю остававшуюся у меня ценную безделку?
– Нет, я никогда не думала об этом, – спокойно ответила Сусанна. – Я слепо шла за тобой, отдалась тебе, ни о чем не думая, не рассуждая… Я тебя любила…
– Да и я, кажется, отвечал тебе тем же! Я всегда страстно, горячо любил тебя, Сусанна, и шел на преступление только ради тебя, ради твоего счастья. Я работал, работаю и теперь только для тебя.
– Ты мог бы иначе устроить мое счастье.
– Как? не понимаю.
– Ты совершенно напрасно расстраиваешь себя неприятными воспоминаниями, открыв мне страшную тайну, о которой я тебя и не спрашивала. Я хотела поговорить с тобой о прошлом, упрекала тебя действительно в обмане, но не о том, не о том я говорила… Ты меня не понял.
Де Марсиа глядел на нее широко раскрытыми глазами; он раскаивался в своей неуместной откровенности, но было уже поздно.
Он страшно побледнел и попросил свою собеседницу выражаться яснее, определеннее.
Тогда Сусанна, без всяких обиняков и уловок, прямо протянула ему свидетельство о смерти их ребенка.
– Это подложный, фальшивый документ! Я сама справлялась в Гонессе и имею верные доказательства твоего обмана. Впрочем, одним преступлением меньше или больше, для тебя ведь это безразлично.
– Ну, этот лоскут бумаги так ничтожен, что о нем не стоить даже говорить! – усмехнулся де Марсиа.
– Ничтожен?.. Как можешь ты говорить такие вещи! Почему, говори, почему решился ты на такую низость?
– Почему?..
И бешеная, дикая ревность заклокотала с прежней силой в груди неаполитанца.
– А потому, что я никогда не считал себя отцом ребенка… Потому что, когда я сошелся с тобой, у тебя была целая рота любовников, ты вела разгульную жизнь. Мог ли я, никогда не будучи уверен в тебе, считать своим твоего ребенка?
– Ты гадкий, низкий человек, потому и судишь других по своей мерке. Я слишком любила тебя для того, чтобы обманывать. Ты и того не оценил. Я была тебе всегда верна и теперь, через девятнадцать лет, говорю тебе, что это был твой, слышишь, твой ребенок.
– Напрасно стараешься, я не поверю и останусь при своем. У меня есть на то свои причины.
– Повторяю, ты презренный, низкий человек и не смеешь оскорблять меня, потому что я этого не заслужила. Но говори же мне, говори скорее, что сделал ты с этим несчастным ребенком?
– Ничего я с ним не делал, я даже не знаю, где он и что с ним.
– Ты заставил меня бросить родного сына, и я презираю, понимаешь, презираю тебя!
– Но я не убил твоего ребенка! У меня еще сохранилась к нему капля жалости, благодари и за это. Когда мы уехали в Лондон, я просто бросил его у кормилицы. Для него же лучше. Как вырастили бы мы его, скитаясь из одного государства в другое? Из него вышел бы ни к какому делу не пригодный человек, а воспитанный бедными, работящими людьми, он привык, конечно, к труду и сделался честным работником.
– Но ведь ты отнял его у меня, ты отнял у меня жизнь, счастье! Каждой матери дорог ее ребенок. Ты не дал мне вырастить единственного сына!
– О! Ты жила бы только им и забыла бы меня. Я знал, я предчувствовал это и не хотел тебя делить ни с кем. Ведь я ужасно ревнив, ты это знаешь.
– Итак, ты остаешься при своем прежнем убеждении, не признаешь себя отцом этого несчастного ребенка? – переспросила Сусанна.
– Конечно, не признаю.
– Убеждение это умаляет, конечно, твой подлый, бесчеловечный поступок.
– Решительно не могу понять, что дался тебе сегодня этот ребенок! Говоришь о нем битых два часа и только раздражаешь себя понапрасну.
– Но ты, кажется, забываешь, что я мать и что судьба этого несчастного ребенка мучит меня, не дает мне покоя. Я хочу найти своего сына!
– Ищи.
– А если я, действительно, найду его?
– Если ты его найдешь, то уже не трудись приводить ко мне свое сокровище – я убью, задушу твоего любимца собственными руками! – чуть не с пеной у рта прокричал де Марсиа, и потемневшие глаза его сверкнули недобрым огнем.
– Как!.. Ты способен убить родного сына? – с ужасом спросила Сусанна.
– Какой же это сын? Это ублюдок, пробежавший черной кошкой между нами. Он хочет, как тать, как вор, отнять у меня твою любовь… Но, нет! ты моя, моя на веки, и никому, никому я не уступлю тебя! Ты принадлежишь мне уже потому, что ради тебя, ради твоего счастья я пошел и пойду опять на преступление… Все, все, что я сделал низкого, гадкого, все для тебя, Сусанна! Ты связана со мной
