— Спасибо. — Мцитури крепко зажмурился. — Эх, сейчас бы персиковой водки!
— Та нэма за що.
Все люди — братья, да? Потому и не кидался голкипер боливийцев под ноги, что надеялся заморочить голову. Недолго думая, Макс забил мяч прямо в «девятку».
Гол.
Мяч закрутило в угол, противоположный прыжку вратаря. Боливиец оттолкнулся подпружиненными подошвами от газона, искусственные мышцы высоко подняли его тело над травой — он черепом едва не перешиб перекладину, но… Направление было выбрано неверно. Мяч врезался в сетку-кольчугу и прилип к ней, как муха к паутине. Согласно правилам, на сетке мяч продержится не менее минуты. Зачем? А чтобы десятки сканеров просветили его на предмет повреждений и отказов. А то вдруг игрок шлепнет по черному сектору, а ничего не произойдет, и законопослушный зритель лишится оплаченного зрелища?!
— Ты это… Молодец ты. — На губах Ивана пузырилась кровь.
— Знаю. И что?
— Ничего, — пожал плечами Иван.
Тихо. Время всеобщего уничтожения закончилось, настала пора единоборств и проводок в минных заграждениях. Теперь все будет зависеть от коварства и выносливости.
Мяч в перчатках голкипера. Боливиец крайне осторожен: держит за стыки, не сжимая, едва касаясь.
— Пойдем?
— Да, — кивнул Макс.
Остаться — значит умереть. Дождавшись передислокации превосходящих сил противника, геройски погибнуть.
— Урод он, — Макс пожаловался Ивану на вратаря.
— Урод, — согласился абориген, качнув оселедцем.
А вообще быть голкипером весело. Не надо бегать по газону, стой себе в «дырке» да наслаждайся жизнью. Когда еще враг доберется до ворот, и доберется ли вообще: мин много, людей мало. Но если уж оборона прорвана, то голкиперу не позавидуешь. Макс вот хотел гипнотизера убить. И убил бы, если б времени своего было не жаль. А что? Правила не запрещают; Наподдай хорошенько по черному сектору, направив мяч куда надо — и все, аста ла виста, бэби. Врубится режим самонаведения — по тепловым датчикам и датчикам движения. Потенциальному трупу бесполезно рыпаться — если уж мяч захватил цель, то обязательно ударит в жизненно важную часть тела, прожжет кумулятивной струей броню, ежели таковая имеется, и продырявит плоть. Да и просто ловить мяч — удовольствие сомнительное и смертельно опасное. Короче говоря, везде хорошо, где нас нет.
Гол. Один — ноль.
Потянуло свежестью. Это включились вытяжки, расположенные по периметру поля. За пару минут воздух над газоном полностью сменится — видимость вот-вот наладится, слепые котята прозреют, а компьютерная навигация лишь помешает сражаться. Сейчас по всей игровой площадке поднимаются забрала.
— Победа будет за нами. — Иван еле стоит, его шатает, глаза закрыты.
— А как же. — Макс чуть было не хлопнул товарища по плечу, но вовремя передумал.
Тихо-тихо, ни единого взрыва, рев трибун не в счет. Благодать! Теперь назад, к своим воротам, встречать контратаку противника. Остатки «Стронгеста» вернутся проторенными тропами к своей штрафной, примут от вратаря мяч и двинут на штурм. Забавно, но Макса это совершенно не волновало.
Ну вернутся, ну двинут — и что, какие проблемы?
А все потому, что он знает разметку. Он в курсе, где расположены мины. И так было на каждой игре сезона. Прав был Касиус, главный минер: Мцитури осведомлен дальше некуда. Но почему?!
Обернувшись, он пригрозил катаной вратарю боливийцев. Совсем рядом сдетонировал оранжевый кирпичик прессованного триметилентринитроамина, проще говоря — гексогена, смешанного с парафином, церезином и алюминиевой пудрой. Но это так, уж совсем несерьезно. Разве что вспышка на мгновение ослепила Макса: замелькали пятна в глазах. Это было похоже на те чертовы стекляшки из его калейдоскопа воспоминаний. Макс вновь потерялся в этом лабиринте осколков.
Не мог понять, где он, что с ним и когда. Быть может, он в своем кабинете сигареткой балуется после стаканчика-другого виски? Или все-таки по минному полю шагает, держа в руке самурайский меч?
А все из-за таблеток толстопуза Касиуса. Того самого Касиуса, с которым Макс…
Что?! Что ты с ним, Макс, а?!
Тихо! Не вспугни! Не вспугни…
Есть. Вспомнил. Но, похоже, не все.
А ведь господин Самборский почти не изменился с тех пор, как Макс видел его в последний раз. Однако непонятно, как начальник СБ оказался за пределами Технопарка и что он забыл в саперной команде стадиона. Зарплата выше? Уволился? Но с такой должности вряд ли отпускают на вольные хлеба…
А вот тебе, Макс, еще осколок в общую мозаику. Прими к сведению — и вспомни!
Четкая картинка: Самборский, ты, Макс, и тот парнишка-статист, перестрелявший половину охраны, — дикарь, которому удалось невозможное. Как же его звали?..
Старый Сокол. Стас.
Он — самая большая ошибка в жизни Макса.
Глава 32
СМОТРИ!
Казалось, позвоночник сломан вдоль и поперек.
Звук был невыносимым: тревожным и очень громким. Как будто одновременно заголосила сотня рожениц — вот на что это было похоже. Звук бил прямо по нервам, от него распухли суставы. Каждое движение вызывало приступ боли. Валяясь на полу, Стас молил Махэо о снисхождении — о быстрой, без мучений, смерти…
Когда впереди обнаружилась дверь с нарисованным восходящим солнцем, он не колебался ни секунды: там Лиза, туда нужно войти.
И он таки вошел. Пальцы и глаза громилы очень помогли.
Позади, щелкнув, лег в паз засов. Всего-то оставалось пару шагов пройти — и обнять Лизу, ан нет, все не так просто.
Хромая сильнее обычного, он двигался по длинному коридору. Спрятаться тут негде. Разве что в округлой кабинке прямо по курсу. Да и то — верхняя половина у нее прозрачная, из бронестекла, зато низ — высокопрочная керамика. Это сооружение ни гранатой, ни пулей не возьмешь. О томагавке и говорить нечего.
В кабинке засел охранник в черной униформе. Развалившись в кресле, он внимательно смотрел на Старого Сокола. А потом что-то сделал, пальцем пошевелил — и взвыла сирена.
Этот ужасный звук обездвижил Стаса. Он упал на колени, завалился на бок и скрючился. Из глаза брызнули слезы. И пистолет у него есть, и гранаты, и мачете с томагавком, а он даже не может укусить врага! Он бессилен, как грудной младенец!
С трудом Старый Сокол выдавил из горла заговор, отгоняющий злых духов. Язык едва шевелился. Но слова, обладающие могуществом в мире асфальтовых троп и мин, не помогли на Другой Стороне!
Из кабинки выбрался охранник, Стас видел его сквозь пелену слез. Фигура в черном, шагнув к телу на полу, от души врезала ногой по ребрам. Но Сокол не почувствовал удара — такой сильной была боль от рева сирены. Неужели охранник ничего не слышит?..
Еще удар — в живот. И еще — в голову. В пах. В живот. В голову…
Стас просто не мог смириться с тем, что его запинают до смерти. Он обязан подняться и дать бой! И потому — вновь слова, много слов, произнесенных так быстро, как дятел стучит по трухлявой древесине в поисках короедов. У Сокола больше ничего нет, кроме этих слов. Они — его жизнь. Он повторял их вновь и
