– Мне надо отлучиться, справитесь, если очнется досрочно?
– Он же скован, – Васильев скривился. – В конце концов, у меня есть пистолет.
– Вот как? – удивился контрразведчик. – Откуда?
– От вас, – врач поднял с пола брошенное Зарубиным оружие и взвесил его на ладони.
– Хорошо, – согласился инспектор. – Пока оставьте у себя.
Виктор сунул пистолет в карман и снова уселся за свой стол. Габи заняла привычное место на диванчике и очаровательно улыбнулась. Ее шарм на Зарубина не подействовал, но то, что медики не волнуются и не боятся опасного пациента, успокоило инспектора. «Спрут» отбросил все смутные сомнения и отправился в кабинет директора, откуда можно было по закрытой линии связаться со стратегическими базами Главного государственного компьютера. Зарубина крайне заинтересовал странный Олимпийский фонд, в котором хранили свои сбережения не столько спортсмены, сколько межпланетные наемные убийцы...
7. Допрос
– Воин Туркин, вы признаете себя виновным? – спросил Диктатор, едва Алексей переступил порог специального кабинета контрразведки.
Правитель сидел за массивным столом из натурального дерева и внимательно рассматривал вошедшего, словно пытаясь прочесть его мысли. Туркин вполне допускал, что Диктатор владеет некоторыми специальными навыками, а потому раскрыл сознание и на уровне мыслеобмена продемонстрировал свою безусловную невиновность. Поступок Воина не произвел на правителя никакого впечатления, и Алексей повторил свой ответ вслух:
– Мне не в чем оправдываться, господин Верховный главнокомандующий.
Он намеренно соединил цивильное обращение «господин» с воинским званием правителя, подчеркнув таким образом неправомерность действий последнего. Для расследования проступков Воинов имелся Совет, и за все время существования ордена никто из штатских правителей ни разу не посмел взять на себя функции трибунала. По мнению Алексея, Диктатору следовало ясно представлять себе, что, необоснованно вмешиваясь в дела Совета, он совершает если не переворот, то действие, близкое к переделу власти в государстве, причем не имея при этом в руках ни одной нити, управляющей военными, а не политическими силами.
– А если я призову на помощь «спрутов»? – продолжая сверлить Воина взглядом, спросил Диктатор.
– Мой разум доступен, как никогда, – спокойно заверил его Туркин. – Зовите хоть черта. Никакое мыслесканирование не даст подтверждения вашим подозрениям.
– «Спруты» могут повредить лобные доли вашего мозга, – предупредил правитель, – вы же знаете, что иногда их, так сказать, заносит.
– Если вы сочтете нужным провести «допрос с пристрастием», я готов, – невозмутимо ответил Воин. – Мне нечего скрывать, а повреждения обычно являются следствием нежелания испытуемого сотрудничать.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – Диктатор кивнул. – Экзамен под номером две тысячи девятьсот тридцать пять. Борьба со вторжением в сознание. Вы рассчитываете на то, что вам удастся скрыть от «спрутов» некоторые информационные фрагменты при помощи программы «Шелл»?
– Эта программа бессильна против новейших разработок контрразведки, – возразил Алексей. – «Спруты» появились через десять лет после того, как я закончил обучение в Академии, и у меня нет иммунитета к их вторжению.
– Что ж, задача облегчается, – правитель развел руками. – Познакомьтесь со старшим инспектором Мартовым, главой проекта «Спрут».
В дальней стене кабинета открылась служебная дверь, и к беседе присоединился невысокий, полноватый человек с длинными, схваченными на затылке в пучок волосами. Поблескивающие от возбуждения глаза инспектора находились в постоянном движении, словно он опасался задерживать взгляд на одном предмете дольше, чем на секунду. Туркин уже не раз встречался с представителями этого отдела контрразведки и знал, что плавающий взгляд для инспекторов «Спрута» явление типичное, но ни у кого из них этот странный симптом не был выражен настолько сильно. Мартов смотрел как бы сквозь испытуемого и едва заметно улыбался.
– Об этом я никому не скажу, – пообещал инспектор, комментируя одну из поверхностных мыслей Алексея. – Мало ли, кто кого соблазнял? Прелюбодейство при дворе считается доблестью, а не пороком.
– О чем это вы? – подозрительно щурясь, спросил Диктатор.
– Об одной из фрейлин, – не оборачиваясь к правителю, ответил Мартов. – Но этих потаскушек вы для того и держите во Дворце, не так ли?
– Воинам они обязаны подчиняться в первую очередь, – успокаиваясь, согласился правитель. – Фрейлины – не леди.
– Можете не намекать, – произнес уже Туркин. – Мадам Сычева меня не домогалась.
– А вы ее? – невольно вырвалось у Диктатора.
– Я предпочитаю общаться с менее умными женщинами, – с оттенком иронии ответил Воин. – Чтобы не чувствовать себя ущербным.
– Продолжайте, – уже более благожелательным тоном приказал Мартову правитель.
– Ого, какая картинка! – обходя Алексея кругом, заявил «спрут». – Разве такие девушки водятся на Титане?
– Они же не дичь, чтобы придерживаться определенных ареалов обитания, – пробурчал Туркин. – Разбуди свою уснувшую совесть, инспектор, оставь это воспоминание в покое.
– В нашем случае совестью лучше не пользоваться, – ответил Мартов. – Насколько я понимаю, у вас имеются серьезные основания подозревать девицу в злом умысле?
