– Расскажу позже, когда продумаю все детали, – ответил человек. – Чего мы ждем? Поехали, пока нами не заинтересовалась охрана.
Магнитоплан медленно покинул стоянку и, обогнув площадь, выехал на скоростное шоссе.
Прошло около минуты, и тем же маршрутом пределы Дворца покинул еще один экипаж. Как и машина юношей, серый и неприметный. Он зафиксировал среднюю для выбранной трассы скорость и заскользил над дорогой, в точности повторяя все маневры грузовичка.
9. Сын
Туркин прогуливался по переходам подземной базы с видом победителя. Встречавшиеся на пути люди и фантомы на него почти не смотрели, но пару косых взглядов Воин уловил. Высокий рост и завидное телосложение всегда придавали титанам особую уверенность в себе, но на вражеской территории к обычным ощущениям добавлялся привкус риска. Алексей не опасался, что кому-то из местных обитателей придет в голову забросать его камнями или спровоцировать на рукопашный бой, но было заметно, что нахальный взгляд пленника раздражает некоторых бунтовщиков. Особенно тех, кто был одет в странную архаичную униформу. Сначала Туркин не понимал, что же такого необычного он видит в этих людях, но очень скоро научился безошибочно выделять их из любой группы прохожих, даже если они меняли одежду устаревшего покроя на вполне современные комбинезоны. В глазах этих солдат читалась смертная тоска. Не меланхолия от недосыпания или недовольство, а настоящая, глубокая и необратимая тоска. Казалось, что эти люди глубоко скорбят по всем родным, близким, друзьям, а заодно и по себе самим, еще живым, но уже не живущим. Такого сочетания чувств Алексей не встречал в человеческом взгляде никогда. Глаза врагов в пылу сражения, если удавалось их увидеть, были полны ненависти, злобы, отчаянной решимости. В глазах приговоренных к «ластику» пленных таились либо раскаяние, либо страх. Даже приговоренные к полному стиранию личности или физическому уничтожению смотрели совсем не так. Они могли жалеть себя и свои упущенные возможности, могли отдаться в лапы беспредельному ужасу, теряя при этом остатки разума и воли, но никто из них не глядел на противников и палачей с такой невыразимой тоской.
«Как тошно им жить, – пришла в голову Алексея мысль знакомой и теплой окраски. – Отчего они так страдают, папа?»
От неожиданно начавшегося мыслеконтакта Туркин невольно вздрогнул. Иван очень редко называл его папой. Даже когда они оставались одни или тренировались в установке ментальной связи. Обычно такое обращение предвещало довольно непринужденный разговор «обо всем», но сейчас настроение сына было не таким, как во время редких часов совместного досуга. Он был по-деловому собран и сосредоточен. Алексею показалось, что за последние дни Иван повзрослел лет на десять. Он теперь не только говорил, но и мыслил, как взрослый. Четкими и хорошо сформулированными категориями. А еще он очень неплохо освоил искусство дальней мыслесвязи, которое Воинами поколения Туркина изучалось лишь на седьмом курсе Академии.
– Как ты меня нашел? – спросил Алексей, в душе радуясь успехам сына.
– Плевое дело, – с юношеской самоуверенностью заявил Иван. – Когда знаешь принцип, решить проблему нетрудно.
– А я до сих пор не понимаю принципа мыслесвязи, – признался Туркин. – И, по-моему, в этом я не одинок.
– Это верно, – согласился сын. – Хотя ты самый толковый из своего ордена.
– Комплимент? – удивился Алексей. – Или тебе нужен кредит на покупку мороженого?
– Нет, пап, детство кончилось, – серьезно ответил Иван.
– Вот как? – еще больше удивился Воин. – И что же началось?
– Война, – мальчик показал отцу мысленную картинку.
В двух кварталах от дома, в котором еще недавно жил Алексей, громоздились руины административного здания сектора, а в проходящем мимо шоссе зияли огромные провалы. Ни в одном из домов уровня не горел свет, а над тротуарами не висели объемные фигуры рекламных голограмм. Прохожих на улице был тоже минимум. Причем трое из пяти оказывались полицейскими или солдатами внутренней армии.
– Мне пора выбираться из этой пещеры, – решительно подумал Туркин. – Как там мама?
– Она очень беспокоится о тебе, – ответил Иван.
– Не оставляй ее надолго одну, – попросил Алексей.
– У меня много дел, но я постараюсь, – сказал мальчик. – Даже сейчас я очень ограничен во времени. Поэтому, извини, но нам пора прощаться.
– Один вопрос, Ваня, – остановил его Туркин. – Я не знаю, как правильно его задать, но...
– Я не брал твой излучатель, – не дожидаясь вопроса, ответил Иван. – Ты об этом хотел спросить? Твой тюремщик пытается переманить тебя на свою сторону. Для этого он и устроил спектакль с погружением в детство, подсунул тебе сексуально озабоченную Габриэллу и придумал версию с угрозой, якобы исходящей от третьих лиц. Выбирайся из этого змеиного гнезда, папа, и возвращайся поскорее на Титан. Без тебя не справляются ни Ямата, ни Громов.
– Хорошо, – сдержанно ответил Алексей. – До встречи дома.
Когда Иван прервал контакт, Туркин хмуро оглянулся по сторонам и, сойдя с пешеходной дорожки, уселся прямо на искусственную траву обрамляющего тротуар газона. Все сказанное мальчиком никак не хотело умещаться в рамках представлений Воина о том, каким замечательным человеком должен быть его сын. В заключительных фразах Ивана не было ни слова правды. Алексей никогда не считал себя хорошим психоаналитиком, но ложь чувствовал интуитивно.
Особо острая интуиция была зафиксирована даже в личном деле Туркина. Этот дар был признан за ним так же, как, например, талант Горича телекинетически воздействовать на плазменно-квантовые процессоры боевых компьютеров или способность сыщиков «Омеги» незаметно внушать окружающим разнообразные посторонние мысли и видения.
Алексею было непонятно, почему Иван решил, что отец поверит во весь этот бред. Излучатель мальчик не только брал, но и до сих пор им распоряжался. Туркин чувствовал, как изменился его мысленный голос при упоминании о могучем оружии. О тюремщике и погружениях в детство Иван мог прочесть в отцовских воспоминаниях, но откуда ему было знать полное имя «сексуально озабоченной» Габи? И, наконец, его
