— С удовольствием, Федор Федорович.
— Назовите, значить, поточнее организации и другие ведомства, в которых вы работали после окончания диплома, — он, как мне показалось, приготовился писать.
— Институт вирусологии имени Ивановского, Всесоюзный институт гриппа в Ленинграде, Институт вирусных инфекций в Свердловске и НИИ вирусных препаратов в Москве, — медленно перечислил я.
— Так. Правильно. А последняя, как говорится, должность?
— Старший научный сотрудник. А вы, я не понял, проверяете меня что ли?
— Интересуюсь не от себя лично! — он полистал какие-то бумаженции. — Диссертация ваша как называется?
А вот этого я не люблю! Ничего секретного в моей работе нет, но с мангустами мы так не договаривались.
— Название длинное, узкопрофессиональное и абсолютно ничего вам не скажет. К тому же, работа всё равно не была допущена к защите. А что, это имеет отношение к экспедиции?
— Ну, мы ещё увидим — имеет или не имеет. Это как начальство скажет. А вы мне лучше объясните попроще, без всяких там терминов и аминокислот, почему вашу диссертацию защищаться не допустили. Что это вы такое открыли, значить?
Терпеть не могу, когда со мной так разговаривают! Во мне сразу просыпается дух противоречия и провоцирует на неэтичные высказывания.
Но с первых шагов конфликтовать не хотелось:
— Боюсь, что без аминокислот не получится. Я как раз и работал над наследственным веществом вируса гриппа — его рибонуклеиновой кислотой.
— Ну, всё равно, не стесняйтесь, рассказывайте! — Федор Федорович сделал приглашающий жест рукой.
Типичный придурок. Хотя такие вот не агрессивны сами по себе, а только волею пославшего их начальства. Поладим как-нибудь:
— Ну, попробую. В двух словах, да?
Научный руководитель кивнул.
— Скажите, вы гриппом болели?
— В Москве, значить, болел регулярно. Каждый год на больничном листе сколько-нибудь просиживал.
— А если каждый год, то, наверное, помните, что болезнь протекала по-разному? Например, один раз грудь больше болела, а другой — голова и горло?
— Правду говорите! В один раз чуть не помер от температуры — так прихватило. А потом ничего, Бог миловал. Покашляешь с недельку, носом пошмыгаешь и вперед! По зову, значить, родной партии и на благо трудового народа.
— И куда, если не секрет, звала вас партия? Не по торговой части?
Сперанский немедленно надул щеки:
— Нет, выше берите — я в горкоме работал, под руководством самого Борис Николаича. А после был брошен в Государственную Думу. К чему это вы спрашиваете?
— Так просто. Санитарно-эпидемиологическую обстановку в квартире уточняю.
— Ну, лечили нас отменно! За всеми, значить, обеспечивали личный персональный уход и бесплатные лекарства от всех недугов. Врачи очень внимательные были, — в его голосе послышалось сожаление.
— Оказывается, вам можно позавидовать. А не слышали от своих внимательных врачей, что грипп бывает разный?
— Как не слышать? В газетах и то писали: вирус “А” и вирус “Б”, - он замялся, — сидели, значить, на трубе.
— Вот и славно! Теперь вижу, что вашего уровня знаний вполне достаточно для понимания моей гипотезы.
Дело в том, что вирус гриппа при разных неблагоприятных условиях, например, под воздействием антител человеческого организма, может менять свою внутреннюю структуру. То есть, производить перегруппировку фрагментов рибонуклеиновой кислоты и приобретать новые болезнетворные свойства. В результате, возникает как бы новый тип вируса, на который уже не действует прежний иммунитет, а поскольку РНК гриппа состоит из шести фрагментов, можно ожидать любую из нескольких сот вероятных перегруппировок…
— Да я не знаю, что это за рибуклиновая кислота такая, черт бы её взял! — перебил куратор. — Вы уж, господин ученый, попонятнее как-нибудь! Мне ведь не для себя надо, мне потом начальству докладывать.
— А про кислоту уже всё. Симптомы у гриппа разные потому, что возбудители обладают различными болезнетворными свойствами, хотя и происходят от одного исходного вируса.
Пандемии, то есть массовые заболевания, вызывались только несколькими штаммами, хотя количество теоретически возможных мутаций огромно.
Я предположил, что один из вирусов-мутантов может поражать клетки головного мозга и, проанализировав статистические данные, установил, что между вспышками гриппа и случаями заболевания шизофренией очень высокий коэффициент корреляции.
Моя книга и развивала эту тему, но на кафедре идею не поддержали. Вот, собственно, вкратце.
Федор Федорович вытер лоб носовым платком и, покопавшись где-то, показал оригинал-макет книги с моими собственноручными пометками на полях:
— Ваше детище, господин ученый?
— Как это?! — я испытал легкий шок.
Экземпляр хранился в сейфе заведующего кафедрой и был снабжен обычным у нас грифом 'Для служебного пользования'.
— Деньги, уважаемый Сергей Сергеевич! Деньги, значить, в России решают всё. Там сейчас такая пандемия, что можно по дешевке прикупить хоть министра, хоть ракету, хоть черта в ступе. А ваша книжка про шизофреников — так, мелочь. По пятаку пара!
— Но зачем 'Фарма Трейд'…
— Давайте договоримся! — перебил он. — Никакой 'Фарма Трейд' больше нет. Считайте, значить, что она разорилась. Вместо неё есть «Мицар», а на нем лаборатория, где вам предлагают работать по специальности. Платить будут пятнадцать тысяч долларов в месяц переводом на личный счет. В швейцарском банке, или, значить, в любом другом.
А здесь, на пароходе, деньги вам не понадобятся. Здесь будете жить как у Христа, — он вдруг замялся, — то есть, как у Бога за пазухой! Женщин, значить, навалом, одна лучше другой, а кормят прямо на убой, только без свинины. Свинины нет и алкоголя, зато все остальные продукты…
— Да бросьте вы продукты! — не выдержал я. — Лучше скажите: что за работа и на кого? Если это связано с государственной тайной…
— А вы меня не перекрикивайте! Не по чину, да и молоды ещё! Слушайте себе и мотайте на ус.
Не всё так просто, как, значить, вам кажется. Если вы на наше предложение не откликнетесь, принуждать, конечно, никто не станет. Но домой будете добираться самостоятельно. То есть вплавь! А мы других химиков поищем. Улавливаете намек?
Я не нашел в себе силы для героического плевка и промолчал.
— А про государственную тайну мне ничего не известно! Может и есть какая-нибудь, но только выдавать её не обязательно. Да и некому — кроме вас с господином Липским здесь других таких врачей нету. Нам, значить, военные секреты и научные диспуты не нужны. Нам результат нужен. Вот вы писали про вирус для шизофреников, так вы его и добудьте! — он потряс моей не изданной книгой.
— Секреты вас не интересуют, а интересует что-то вроде бактериологического оружия, так?
Сперанский взбеленился:
— Что и зачем нас интересует — не вашего ума дело! Вы, главное дело, микробов своих рассадите по пробиркам и подпишите, который как правильно называется. А уж начальство решит — оружие оно или не оружие. Говорю же, не про это надо усиленно думать, а про собственное, значить, благополучие!
Вняв призыву, я задумался. Если здесь разрабатывалось оружие, то почему привлекли нас с Веником?
