менее понятно, сам не раз сталкивался, а вот зачем адептов машинным маслом смазывать так и не понял. Чтобы им легче было ходить в разных направлениях?
— Я же сказала, методик много. Сначала кандидатов фильтруют: поддающихся внушению отбирают для дальнейшей обработки, а прочих отсеивают. Дальнейшее зомбирование проводится с помощью специальной техники, действующей на все органы чувств, а возбудившая твою фантазию мазь является своеобразным катализатором. Кстати, ее уже продают в ряде стран как эликсир молодости — сама по себе мазь безобидна, она лишь обостряет восприятие.
— Ага, эффект потрясающий! Веник чуть унитаз на куски не разнес…
— Наверное, это был опытнй образец, ведь на «Мицаре» техника проходила испытания. На нас, как на подопытыных обезъянках, отрабатывали самые разнообразные способы воздействия, например, чередование цветов в резонанс с ритмами мозга.
На первый взгляд обычный видеоклип: пейзажи, смена времен года. Между прочим, очень красиво — камера показывает то море, то небо, то цветущие сады, то заснеженные горы. Но цвета на экране меняются не случайным образом, а по определенному алгоритму, в результате чего зрители утрачивают чувство времени, самоконтроль, способность критически оценивать происходящее. То есть, психическую защиту.
А я на этих сеансах незаметно закрывала ушки ватой и вместо экрана смотрела в небо. Потому что очень люблю на него смотреть. Мой эксмуж тяготел к миссионерской позе; никогда не говорил 'пойдем в постель' или 'давай займемся сексом', а скромно спрашивал 'хочешь, я покажу тебе небо'…
Фраза осталась незаконченной, ее прервал звук богатырского зевка, донесшийся из второго чердачного окошка и всполошивший стайку мелких длинноклювых птичек. Птички загалдели, дружно замахали крылышками и растворились, а вместо них на соседнюю секцию крыши выбрался Веник. Толи спросонок, толи из-за слепящего солнца нас он не приметил.
Вначале я хотел окликнуть его, но, глянув на роскошные ассирийские прелести, передумал: дружба дружбой, а табачок врозь — пускай сам выпутывается. Проделав несколько символических упражнений, маркиз подошел к краю крыши и помочился, задумчиво глядя в сторону Средиземного моря.
— Во дает, неформал! — шепотом восхитился Голливуд. — Чисто государь Петр Великий в молодости.
— Ага, окно в Европу прорубить хочет, — тоже шепотом согласился я. — Не спугни только.
Лиса тихонько прыснула в кулачок, а Веник, подтянув семейники, сладко зевнул, почесал пятерней живот и полез обратно, досматривать эротические утренние сны.
— Хороший мужик, однако ж без царя в голове, — с сожалением сказал вслед дядя Жора. — Даром, что колено Израилево…
— Это потерянное колено, — пояснил я. — Самое бестолковое.
— Нет, он похож на бога Тота, — возразила Лиса. — Древние египтяне изображали Тота в виде человека с головой ибиса, он был богом мудрости, счета и письма. А как астральное божество отождествлялся с Луной и считался сердцем бога Ра.
Я решил блеснуть эрудицией:
— А недремлющим глазом Ра была Бастет, кошачья богиня. Но с чего вы взяли, что Веник похож на ибиса? Где приперло, там и облегчился, да? Мне кажется, у него голова осла.
— Нет, он умный, как священный ибис, — убежденно сказала Лиса. — Ты замечал, насколько хозяева бывают внешне похожи на своих любимых домашних животных? Это потому, что телесным обликом люди неразрывно связаны с животным миром: выбирая питомца, человек подсознательно ищет самого себя, собственный исходный образ. Египтяне остро чувствовали эту связь, поэтому изображали богов с телом человека и головой какого-нибудь животного, птицы или рептилии: внешность определяет характер, а от характера зависит поведение, поступки.
Мысленно примерив на своих знакомых различные маски, я призадумался — в ее словах содержалась некая истина. Научно установлено, что в хромосомах человека и меньших братьев немало родственных сегментов.
С другой стороны, например, Голливуд явно не животного, а растительного происхождения; более всего он походил на березовый гриб чагу, который начинает полноценно жить только после смерти самого дерева.
Так же и дядя Жора: исправно в его организме функционировал только радикулит, однако контрабандист чифирил, смолил махру, и, назло медицине, намеревался прожить не меньше Моисея. Пришлось каяться:
— А вот у меня связь не с одним животным, а с несколькими, в зависимости от количества выпитого.
— Кролика среди них нет? — хихикнула ассирийка, и, посмотрев на часы, строго сказала, — Пора собираться, парни. Нужно доставить вас в лабораторию, пока не начались пробки, а иначе за день не доберемся.
И мы отправились будить Веника.
Глава шестая
Напрасно говорят, чудес не бывает. То есть, искупавшись в кипящем молоке, в молодого красавца не превратишься — такого действительно не бывает. Но зато человек свободно может перевоплотиться из ползунка, пускающего удивленные пузыри при виде блестящей погремухи, в мордастого амбала с пудовыми кулаками, которого космической ракетой не прошибешь — пока на голову не упадет.
На самом деле истинные чудеса сопутствуют нам на протяжении всей жизни, но, в силу жлобского устройства психики, люди воспринимают их как нечто заурядное, само собой разумеющееся. И жаждут чудес обманных: чтобы вода на халяву сделалась вином, и с небес посыпалась халаявная же манна. Вместо того, чтобы обернуться, да ретроспективно взглянуть на собственную судьбу — вот где кладезь невероятных, фантастических перевоплощений.
Взять хотя бы нас с Веником: еще недавно жили в Москве, скрипели потихоньку, никуда особенно не высовываясь и презирая эксплуатацию человека человеком, а теперь катим по каирским улицам в «лендровере» с непроницаемыми окнами, в качестве платных агентов иностранной разведки. Разве ж не чудо?!
Лаборатория, о которой говорила Лиса, располагалась в трехэтажном особняке с вывеской 'ОНКО ИНТЕРНЕЙШЕНЛ /международный исследовательский центр по изучению онкологических заболеваний'. Построенный из стекла и бетона, в стиле «модерн», особняк выглядел белой вороной среди обветшалых соседей, но для Каира, где суперсовременные небоскребы росли по соседству со зданиями средневековой и даже римской постройки, контрасты были не в диковинку.
— Мы не тати, чтобы красться в нощи, — сказал Веник, когда «лендровер» затормозил возле автоматического шлагбаума, метрах в пятидесяти от вращающихся входных дверей, и Лиса велела нам вытряхиваться.
Ее здесь хорошо знали: египтянин-охранник осклабился и дружелюбно помахал рукой, даже не спросив документов. Впрочем, оглянувшись, я заметил, как он переговаривается с кем-то по портативной рации.
Мы прошли к лифту, поднялись на третий этаж, и, поблуждав немного, оказались в небольшом, уютном, прекрасно обставленном конференц-зале.
— Подождите меня здесь, парни, — исчезая, нежно проворковала ассирийка. — Только ничего не трогайте, плиз.
Последнее относилось к Голливуду, прятавшему в карман оборванный по дороге лист какого-то декоративного растения.
— Мичуринец, зачем тебе пальма? — удивленно спросил Веник, когда мы остались одни. — Здесь же Африка, здесь пальмы как в России сорняки.