Глава четвертая
Международный аэропорт во Франкфурте, где мы вскоре приземлились, представлял собой целый город под крышей: с магазинами, ресторанами, местами для отдыха и развлечений. Такой современный Вавилон, где вперемежку бродят тысячи разодетых и полураздетых людей: индусы, африканцы, евреи, цыгане, китайцы и еще богу ведомо какие народы, опознать которые по одежде можно только с помощью энциклопедии. Кто в шубе, кто в шортах, кто с кольцом в носу, кто с корзиной на голове. Толкутся, снуют, болтают на загадочных языках, а посреди них ловко ездят на велосипедах и электромобильчиках аккуратные униформисты, сотрудники аэропорта. Сотрудникам, на таких расстояниях, без специального транспорта никуда не успеть. Пассажиры же путешествовали от терминала к терминалу пешком, либо на неторопливых эскалаторах, благо, вещи таскать не надо. Багаж в этом сказочном аэропорту перемещается с рейса на рейс самостоятельно, по щучьему веленью Как не теряется и не пропадает — загадка.
Хотя, нас с Голливудом это не беспокоило, мы двигались налегке: его пожитки целиком умещались в полиэтиленовом пакете с эмблемой казино, а я, кроме зубной щетки, прихватил только насильно презентованное изделие «Д». Можно было сдать его в багаж, но предпочел держать при себе, чтобы не укокошило ненароком какого-нибудь излишне любопытного грузчика. Сейчас оно болталось на боку, на брезентовом ремне, и, при каждом шаге, чувствительно стукало по колену.
— Молодой человек, — вдруг окликнули меня сзади, — не у вас, значить, продается славянский шкаф?
— Ха! Агент Сатурн на связь не вышел! — глядя мне за спину, просиял вставными зубами Голливуд. — Буржуинам наше с кисточкой.
Я повернулся, и обомлел — Вениамин Моисеевич Липский, собственной персоной. Отожравшийся на экологически чистых харчах, выбритый и одетый с иголочки. Даже не могу сказать, что больше меня удивило: собственно персона, или ее новое облачение, поскольку на Венике висел точно такой же белый костюм, как и на мне самом. Этакий костюмный близнец, переросший брата на несколько размеров.
— Где одежку брал? — спрашиваю, оправившись от шока.
— В «Александере», на пятой авеню, за три с половиной сотни. — надменно отвечает товарищ. — Самый крутой магазин в ньюйоркщине, между прочим. Я теперь только там отовариваюсь.
Первой мыслью было сделать книксен и попросить на чай, но передумал — решил все-таки приблизить воспарившего американского коллегу к грешной земле:
— Надурили тебя, секондхэнд подсунули. Позавчера я точно такой же купил на тушинском рынке, за четыреста, причем мне большую скидку сделали.
— Как инвалиду перестройки? — не желал снижаться понтовитый товарищ.
— Нееее, — встрял Голливуд, — на тушинке мой кент в смотрящих ходит, так я маляву отписал, чтоб Химика не накололи. Чтоб не борзели сильно, барыги коммерческие.
Веник пригляделся и отвесил челюсть:
— О! Дядя Жора! Надо же, смотрю — лицо знакомое, а кто такой не пойму: то ли канцлер Шредер, то ли Япончик. И кого здесь, в безналоговой зоне, не встретишь!
Я попросил Голливуда подождать, и отвел Веника в сторону.
— Почему не позвонил, придурок?
— Насчет костюма? Откуда мне знать, что ты такой же выберешь?
Действительно, глупо получилось: один в этом шикарном костюме я выглядел кавалергардом и членом королевской фамилии, но в компании с товарищем мы были похожи на европейских индусов, не желавших предавать национальные традиции. Чалмы только не хватало.
— Насчет Америки! Я почти месяц в запое был, думал — вы с Хунхузой…
— Да хотел позвонить, но, понимаешь, дело-то непростое, деликатное. Никто ведь не знал, что ты в КГБ наплетешь, поэтому остерегались тревожить до времени. Ну, чтоб вывезти без проблем.
— Ничего не наплел, меня вообще никуда не вызывали, не интересовались. А сам я что скажу? Что мир спасал, как новый русский супергерой?
Веник пожал плечами:
— Было такое предположение, что в России сейчас всё до одного места, причём место не секретное. Но, согласись, лучше гусей не дразнить, брызги не поднимать, а выдернуть тебя по-тихому. Что и сделали. Только я не пойму, как здесь оказался этот достойный могиканин, живое наследие тоталитарного прошлого? Ты что, в Метрополитен-музей его везешь?
Я отмахнулся:
— Сначала ты расскажи как и что.
— Давай хотя бы в бар зайдем, чтоб не стоять как братья-магараджи в изгнании.
В ближайшем искусственном оазисе мы усадили Голливуда на диванчик, дочитывать про трагическую судьбу Осириса, а сами подошли к стойке бара и заказали коньяк. И Липский принялся рассказывать:
— Ну, как вас в лодку сплавили, помнишь? Потом заперлись с Хунхузой на мостике и открыли кингстоны, чтоб воду в трюмы пустить. Калоша начала тонуть, но чинно, прилично, а не сразу оверкиль. И вся команда организовано села в шлюпки — даже павшего от твоей руки аятоллу загрузили, благо он живой был, шевелился. Как только толпа отчалила, мы сбросили спасательный плотик, и сами сбросились, а пароход дальше тонуть поплыл.
Хунхуза принялась портативную рацию терзать, бубнила что-то по-английски, и, через денек, за нами прилетел гидросамолет. Короче, все чики-чики, даже проголодаться толком не успели.
Потом начались рауты, светские приемы, встречи с деловыми кругами и так далее, но я у Хунхузы жил, боялся без присмотра оставить, чтоб не загуляла. А то, думаю, ты приедешь, как я тебе в глаза смотреть буду?! Но она ничего, молодцом держалась, шашней не заводила. Хотя девка — оторва сумасшедшая, мозги набекрень…
— В смысле?
— Да феминистка, дура. Отдельно как-нибудь расскажу, потому что без бутылки не разберешься. А вкратце: заказала нам с тобой памятник, типа мы античные древнегреческие мужи в туниках по колено и с гордыми профилями. Классно получилось, хотя тебя лепили с помощью фоторобота: я лицо составлял, а Хунхуза — остальное…
Пришлось спешно глотнуть коньяка:
— Представляю! А здесь ты как оказался? Размеры уточнить прилетел?
— Сам спрашивает, а сам перебивает! — возмутился Веник. — Слушай дальше, и поймешь. Может быть.
— Дык, — устыдился я. — Но про чики-пуки уже ясно, давай, переходи к оки-доки.
Он сделался государственно-важным и продолжил:
— Только завершили монумент, нас вызывают в Конгресс, на специальные закрытые слушания. Прикинь, уровень?!
Ну, я на трибуну, и говорю в лоб, нелицеприятно, мол, товарищи сенаторы, зря вы эту канитель с противоракетной обороной затеяли! Вводите в заблуждение налогоплательщиков, деньги бюджетные тратите, а толку? Толку никакого, поскольку ежу понятно: не будут по вам стрелять ракетами, а либо привезут бомбу в чемодане, либо вируса в пробирке. Ту же оспу, или того же Эбола. Что будете делать?
Шум в зале, свист, аплодисменты.
Я говорю, спокуха, это еще не все. Вы же, говорю, мало того, что лапшу своим согражданам вешаете, иллюзию безопасности выдаете за реальную безопасность, так еще сделали их заложниками устаревшей военной доктрины! Третье тысячелетие на дворе, мир изменился, оружие изменилось, даже идея войны изменилась, а вы продолжаете ударные авианосцы и подводные лодки херачить, как умалишенные. Шум в зале, свист, крики: 'мы — супердержава!'.
Я говорю, спокуха, все в курсе, что вы — супердержава. Абсолютно все: и ваш покорный слуга, и потенциальные террористы, для которых супердержава является главной и единственной мишенью. Поскольку простейший способ влияния на мировую политику очевиден — шантажировать США.
