голоса у него паршивенький. Китайский, за двадцать пять баксов…
— И?
— Да, понимаешь, — он подозрительно замялся, опять почесал затылок, и взглянул на меня с надеждой, — у тебя денег случайно нету?
— Случайность — производная закономерности. Нету.
Надежда во взоре гения заколебалась, но не погасла.
— Ему бы вместо китайской дребедени что-нибудь путное воткнуть, — ученый внимательно осмотрел комнату, — нормальную звуковую платку какую-нибудь. Семьдесят баксов всего-навсего!
— Да хоть семьдесят тысяч! Нереально.
Ящик вздохнул и с обидой сказал:
— Ну что за люди, буквально ни у кого денег нету! И куда только подевались эти деньги, будь они неладны!
— Ты как из леса прибыл… — возмутился я, но сразу остыл. На самом ведь деле из леса человек. — Так что там про Леккока?
— Какого Леккока? — удивился изобретатель.
— Который мосье. Из фильма.
— А, из фильма… — он призадумался, — ну, это элементарно. Представь, что перед тобой некий объект с неизвестными свойствами, некий черный ящик…
Вот, вот оно! Именно за 'некий черный ящик' Петька и схлопотал звучное прозвище!
Будучи ещё неприметным, ничем не выдающимся очкариком он, помимо общеобразовательной, обучался в заочной математической школе, откуда приносил во двор всякую антисоветчину (это Голливуд рассудил, что Петька несет всякую антисоветчину).
Умозрительные рассуждения про черный ящик сделались любимым Петькиным коньком, а дядя Жора, невзирая на судимости, был отчаянным патриотом.
— …на входе информация, а на выходе — что? — пока мной владели воспоминания, Ящик успел педагогически вспотеть.
— Прально!
— Ну вот и все, — облегченно вздохнул он.
Обозначенная семьюдесятью долларами проблема заключалась в том, что созданный Петькой искусственный интеллект серьезно путался в эмоциях. Логику жизни он постиг замечательно, но установки вроде 'сам погибай, товарища выручай' противоречили здравому смыслу, поэтому Харитон рассуждал как профессиональный предатель.
Образно говоря, требовалось объяснить машинке, что такое хорошо, и что такое плохо. И Ящик устроил в гараже синематограф: крутил кино, проверял как Харитон оценивает поведение героев, и переписывал алгоритм, если неправильно. Из экономии, фильмы он брал не в прокате, а в соседней воинской части, отчего у подопытного выработался устойчивый совковый менталитет.
Вкушая от древа познания, Харитон выучил невероятное количество цитат, стихов и застольных песен, которые стал употреблять для обозначения эмоций. Чаще всего невпопад.
Нет, не как попугай, разумеется! Разумеется, это был шедевр — этот сверхмощный суперкомпьютер, но, то ли отдельные кванты ненавидели друг друга, то ли сказались огрехи военно-патриотического воспитания… короче, он был мыслящим, но с некоторым прибабахом.
И как только моя кошка пришла с ним знакомиться, это выяснилось.
— Полковник! Вы пьяны! — возмущенно возопил Харитон. — Подите прочь, скатина!
Приятно бывает узнать, что ваша кошка — полковник, но со вторым утверждением я никак не мог согласиться.
— Чего это он наезжает?
— Ничего не наезжает. У него алгоритм такой.
— Не понял, — честно сказал я.
— Ну, у него в памяти есть некая библиотека ситуаций, с которой он всегда сверяется, а кошка — ситуация внештатная, вот он и смоделировал. Подобрал самую, с его точки зрения, схожую.
— Кошке от этого не легче!
— Понимаешь, это же не настоящий искусственный интеллект, а действующая модель! Мы как бы декларировали некие принципы, которые лягут в основу… как бы стандарт задали. А на сам интеллект деньги нужны, его в гаражике не соберешь.
— Абидно, да?! Почему-то на хорошие дела никогда денег не хватает, — со знанием дела, посочувствовал я. — Вот если бы ты какой-нибудь мыслящий фугас изобрел, от заказчиков отбою бы не было!
— Что фугас! — он пренебрежительно махнул рукой. — Я тебе про прорыв говорю, про техническую революцию, а ты — фугас…
Однако жизнь заставила его изменить точку зрения.
Три дня подряд он приходил мрачнее тучи, а на четвертый напился и заявил:
— Ну я им устрою… век не забудут!
Оказывается, все эти дни Ящика гоняли из кабинета в кабинет, под предлогом заполнения различных форм отчетности, а когда бланки закончились — отпустили с миром. Поскольку председатель нужной комиссии находится с дружественным визитом в Канаде, а оба зама обменивались опытом с бразильскими и израильскими коллегами. По месту пребывания коллег, понятное дело.
— Я им, козлам, устрою! Видите ли, опытом они омбениваются, видите ли! — негодовал захмелевший новосибирский ходок. — Ну, козлы, па-га-ди-те, я вам устрою омбен!
— Изобретатель должен идти в ногу со временем, а не на сто лет вперед, — я вспомнил про фугас. — Помнишь, что с Галилеем сотворили?
— То средневековые. А наши-то козлы почему такие козлы?
Тоже мне, эксперта по козлам нашел:
— Традиции блюдут, вероятно.
— Я им… ну ла-а-ана, обождите, до дома только доберусь! Деньги на дорогу достанем? — он потянул с пальца обручальное кольцо.
— Драгметал? Под статью подводишь?
Ящик растерянно развел руками.
Деньги я конечно достал. Поднапрячься пришлось, но с результатом, а не как в ФАПСИ. Купили Петьке билет, продукты в дорогу, и даже какие-то мелкие подарки для домочадцев, в знак того, что не зря в столице побывал. Все складывалось лучше некуда, но перед самым отъездом он заблажил, и везти Харитона в Новосибирск категорически отказался. Просто наотрез!
Так я стал владельцем действующей модели искусственного интеллекта. Немного недоработанной.
Глава вторая
Петька уехал, а вскоре и меня позвала в дорогу телефонная труба: позвонили из посольства, и, от имени трастового бактерицидного общества, пригласили посетить США.
Я, конечно, загорелся. Вспыхнул, как лучина на ветру.
Прибегаю в посольство, а очередь значительно длиннее, чем за водкой, в памятные годы ее искоренения. Вдобавок, лица у алкашей были дружелюбные, хоть и измученные, а у этих гранитные, серые и непроницаемые, будто агенты конкурирующих спецслужб собрались.
Тупо пристраиваюсь в хвост, осознавая, что до заветной двери не добраться никогда. И спрашиваю наудачу: