служат длинные стебли подсолнуха, воображаемые бомбы. Девочки — по преимуществу связисты, а некоторые и «солдаты». У мальчиков бумажные погоны на плечах; любо глядеть на их серьезные, милые мордашки.
Руководит «нашими» Вовка, самый старший и задиристый мальчишка. Он сейчас «командующий». А над «немцами» (их меньше: никто не хочет быть «врагом», так как отдубасят) верховодит Митько, мальчик, немного прихрамывающий, тоже «генерал». На голове у паренька настоящая немецкая каска, она отнюдь не к лицу «генералу», но как же иначе обозначать его высокий чин?
Игра длительная, с «наступлениями» и «отступлениями», с «боями» и «парадами». Нередко ее переносят на следующий день. Тут возможны, конечно, споры и ссоры. Из-под окон детей прогоняют, в сад их не пускают, — словом, с «театром военных действий» у бедняг дело плохо обстоит. Чаще всего «полем боя» служит площадка нашего двора или же обрывистые берега речки.
Когда я вышла позвать своих на ужин, события разворачивались у речки. Юрик, Василек и Валик бежали мне навстречу: они «удирали из плена» и «попали в окружение». Вовка же преследовал «танковые соединения противника» (палки не покоились сейчас на плечах, а волочились по земле — «солдаты» ехали на них верхом). Об ужине дети и слышать не хотели. Сгущались сумерки, и было очень удобно скрываться и нападать. Ребята так же быстро исчезли с моих глаз, как и появились, — побежали к своей «армии».
Маринки не было видно, и я громко ее позвала. С соседнего двора раздалось: «Сейчас, мамочка!» — и я направилась домой. Соседка, стоявшая в воротах и наблюдавшая детскую игру, сказала Маринке:
— Почему же «мамочка»? Это же не мама твоя, а тетя. Тася — вот кто тебе мать.
Этого я не слышала, ушла уже. Когда снова вышла для того, чтобы загнать детей домой, соседка позвала меня и, как бы извиняясь, рассказала об удивившем и взволновавшем ее ответе семилетнего ребенка. Оказывается, Маринка возразила ей так:
— Моя мама поручила Тасе только родить меня, потому что у мамы тогда не было времени, ее послали в командировку в Умань! А когда мама вернулась, она меня забрала. Забрала же!
Затем соседка добавила:
— Простите, но, право же, я не знала, что она уже с вами.
После ужина, когда дети спали и им, наверно, виделась во сне победа наших войск, я рассказала об этом своим. Мы посмеялись над комичным и простым детским ответом… Целую головку спящей дочурки своей, «рожденной по поручению», и иду завтракать.
Метрику для законного удочерения возьму как-нибудь потом, после войны, когда возвратятся наши.
11 октября
В пятницу председатель получил приказ из городской управы о слиянии Куреневского бюро метрик с Подольским. Сдать дела нужно не позднее субботы.
Готовила к сдаче архив, в тот же день составляла отчет и засиделась до поздней ночи. Нужно было вызвать тех, кому я еще в октябре обещала оформить усыновление, чтобы спрятать концы в воду.
В субботу подбила все «хвосты», еще раз прикинула, не заметны ли подозрительные операции, и убедила себя в том, что присматриваться к делам никто не будет. Подшила архивные документы, поставила печати и штампы на метриках, которые оставляла себе, так как они не были зарегистрированы и принадлежали только мне. Потом сложила весь скарб в корзины, подвесила их к коромыслу и, перекинув через плечо, пошла. Настроение было такое: поскорее бы сдать и не терзаться сомнениями. Регистрационные книги едва поместились в двух больших и глубоких корзинах, которые не так-то легко было нести. Большинство этих книг были озаглавлены: «Записи о смерти».
Когда я предстала с коромыслом перед своим непосредственным начальником, он удивленно на меня посмотрел и рассмеялся. Познакомившись, заметил:
— Это и в самом деле весьма удобный транспорт.
Через полчаса дела были сданы без единого замечания. Я сумела очаровать начальника бюро, участливо расспросив о мучившем его желудочном заболевании и пообещав принести надежное народное лекарство от этой хвори.
Мой собеседник был недоволен приказом о слиянии двух загсов. Он говорил:
— Ведь в наших районах много смертей, придется взять еще одного регистратора. Какая же польза от этого слияния? Людям придется ноги бить, добираясь к нам на Подол.
— Но похоронная контора на Подоле. Наверно, из-за этого и слили.
— А кто его знает…
На прощание я еще раз обещала принести целебное зелье (целиком полагаясь на мать: она знаток этого дела и, несомненно, достанет на базаре нужную траву). Начальник бюро метрик сказал, что мог бы помочь мне устроиться регистратором, то есть стать его подчиненной.
— Далеко ходить к вам, — ответила я дипломатично.
13 октября
Начальник административного отдела, в прошлом учитель, которому подчинялось бюро метрик, относился ко мне неплохо. Он спросил, где я хочу работать: в карточном бюро, у Татьяны Афанасьевны, или же временно на участке так называемым инспектором частного сектора. Инспектура эта недавно создана, и не хватает двух человек.
Вчера у меня был об этом разговор с Борисом, а сегодня объявился в Киеве Андрей. Оба советуют идти на участок. Ну что же, что должность временная. Возможно, я смогу работать инспектором несколько месяцев. Это хороший случай, и нужно его использовать. На новом месте можно будет установить с людьми более широкие связи. Требования я контроль ко мне как к женщине будут меньшими, и необходимо продержаться на этой работе как можно дольше. Андрей спросил, не подозревает ли меня в чем-либо председатель управы, и был весьма доволен, когда услышал, что его переводят в другой район.
Быть мне инспектором или нет? Утвердит меня председатель на эту должность? Дни-денечки, летите скорее!
18 октября
И вот я инспектор. За мной закреплены семь улиц, 229 домов. Здесь поле деятельности куда более широкое, чем в загсе, возможностей помогать людям больше. Как инспектор, я несу ответственность за порядок и спокойствие на участке, и многое в моих руках, в моей воле.
…В небе гудит дозорный истребитель. Гуди, гуди… Сейчас это меня меньше злит и тревожит: ненавижу и спокойно жду, пока гул этот не умолкнет навеки.
Три дня тому назад газета «Новое украинское слово» опубликовала приказ, занявший целую страницу: всем бездетным женщинам от 16 до 45 лет явиться на сборный пункт по Некрасовской улице (Лукьяновка) в таком-то часу для отправки в Германию. Иметь при себе чемодан со всем необходимым на дорогу и т. д. Приказ категорический, безапелляционный. Не распространяется он только на фольксдейче. Они сейчас расхаживают как павы, кичась прошлогодними подарками «фюрера» — одеждой, снятой со смертников, жертв Бабьего Яра.
На другой день после этого приказа та же газета напечатала обращение к украинским женщинам с просьбой как можно скорее помочь «провидением призванной великой армии-освободительнице раз и навсегда покончить с большевизмом». Женщины, как гласило обращение, должны понять эту «великую освободительную миссию» и «забыть о своих личных прихотях (!) и привычках: прическе, духах, шелковых
