Настроение у всех сейчас ликвидаторское — с первого января в управе остаются лишь отделы: административный, транспортный, карточный, прописки, налоговый и частично жилотдел да еще биржа труда — все это в виде так называемого Куреневского представительства админотдела Подольской управы.
Перемены приятны уже потому, что это перемены. А там, будем надеяться, и «представительство» долго не просуществует.
Тридцать первого сдам все дела загса, на этот раз навсегда. Попрошусь снова на свой участок. Михайло Иванович обещает поговорить об этом с новым председателем. Михайло Иванович — «наиболее демократичный» из всего этого «панства»: пошутит, расспросит, со всеми одинаково приветлив и ровен. Он внимательно относится к людям, когда к нему обращаются с разными заявлениями, просьбами, которые не выходят за рамки допустимого. Его мысли, подлинные убеждения я не знаю, он их ни перед кем не высказывает. Настораживает, даже страшит словечко «нужно», с которого он начинает обычно свой рабочий день. Это «нужно» — для немцев же, не для нас. Оно делает этого человека чужим и заставляет держать рот на крепком запоре.
Но сейчас меня интересуют не эти соображения, а возможность остаться в «представительстве» инспектором. Для нового председателя, как и для начальства Подольской управы, Михайло Иванович авторитет. Значит, его обещание имеет цену.
26 декабря
Готовлю архив. Приходят вызванные на усыновление, зарегистрировала до обеда четыре смерти.
Во время обеденного перерыва в моей служебной комнате собралась молодежь: Зоя, Нюся. Люся, Зина, Алеша, Коля, Катя, Галина. Разговор все о том же.
— Эх, если бы совсем ликвидировать эти проклятые дела, — вздыхает Зоя. — Доживем ни мы до той счастливой минуты, именно здесь, в Киеве? Или освобождения доведется ждать где-то в райхе?
— В каком там райхе? Дома встретим наших. Столько времени умудрялись уклоняться от мобилизаций, сумеем и впредь их избежать. Уж меньше осталось нам мыкаться, чем мыкались мы до сих пор. Ну, допустим, они еще один-два раза попытаются провести мобилизации, но далеко ли удастся им людей вывезти? Только до первого большого леса, до станции, захваченной партизанами, или же до разобранной ими железной дорога. Если схватят меня на улице, поскорее доставят к партизанам, — говорит Люся. Вдруг она вспоминает: — О, я и забыла вам рассказать про вчерашний киносеанс.
Вчера она пошла с сестрой в кинотеатр. Давно собирались любопытства ради посмотреть хотя бы одну немецкую картину. Киножурнал решили бойкотировать, закрыли глаза. И впрямь, на экране страшные сцены, искажающие действительность: наших все время бьют, берут в плен. Фашисты не стесняются показывать и свои зверства, разоренные, разграбленные советские города и села.
Наши люди, которым доводится смотреть такие киножурналы, молча плачут и сжимают кулаки, сдерживая стоны ненависти. А иные просто отворачиваются, отводят взгляд от экрана. Но бывают в киножурнатах какие-то проблески правды. Взять хотя бы такой эпизод, якобы рисующий «героизм» немецко-фашистской армии. Несколько вояк, окруженных красноармейцами, защищаются изо всех сил и умирают, чтобы не сдаться в плен. Тогда зал видит свою армию, своих бойцов, смотрит жадно и не может насмотреться. Зрители довольны исходом схватки, шепчут: «Еще им, еще!» Это пожелание неуловимым ветерком проносится по рядам.
Или такой кадр (о нем и рассказала нам Люся). Наши самолеты летят на Берлин. В небе — могучая эскадра. Где такое сейчас увидишь? Во сне и вражеском киножурнале. Но эскадрилью, как можно заранее догадаться, до Берлина не допускают. Все же пять самолетов прорвались. Тут кинооператоры «сбивают» четыре, и они, пылая, падают… Прорывается только один. «Сбить» и его сценарист побоялся: тогда зритель, ясное дело, не поверит в реальность события. Вот серебристый бомбардировщик сыплет и сыплет тяжелые черные бомбы в логово фашистской гадины, которая питается кровью народа. Вот оно — возмездие гитлеровской своре, развязавшей чудовищную войну.
До предела тяжкими были для зрителя секунды гибели четырех наших бомбовозов, но, когда пятый самолет начал бомбить Берлин, зал радостно загудел, затопал ногами, закричал в едином порыве: «Наши, наши бьют! Наша берет! Так им, так! Еще им, еще!..»
Демонстрацию киножурнала прервали. Зажегся свет, экран превратился в большое белое пятно, которое уже не радовало ни глаз, ни сердца. Но люди еще не очнулись от радостного возбуждения. Почти у всех слезы на глазах.
Тут в зал ворвались полицейские из «наших» же и начали бить кого попало. Ведь кричал весь зал. Поднялась паника, публика хлынула к дверям. Несколько пожилых мужчин повалили трех молодых полицейских, к ним присоединились какие-то девушки. Смельчаки вырвали у полицейских резиновые палки и ими же били продажных.
Пока били полицейских, почти все зрители успели покинуть зал. Но кое-кто не спешил, из любопытства дожидаясь развязки. Обошлось без жертв. Разбежались все до единого тогда, когда кто-то из стоявших возле дверей сообщил о приближении гестаповцев. Это спасло жизнь полицейским. Очередного сеанса в тот день не было.
— Мы с сестрой сперва испугались, но затем возвратились в кинотеатр. Любо-пыт-но было! Полицейских били, отводя душу, с возгласами: «Наша берет! Наша возьмет!» — закончила Люся свой рассказ.
— Хорошо, если обойдется без арестов.
— Говорят, что те, кто бил полицейских, уже исчезли из Киева.
— Возьмут заложников.
— Говорят разное. По-моему, полицейские побоятся называть тех, кто их бил. А заложники что ж? — делает свои выводы Коля. — Этим не испугают.
Разговор перешел потом на другие темы. Говорили и о том, где будем встречать Новый год.
С нетерпением дожидаюсь Лару. Она должна принести сводку сообщений Совинформбюро за последнюю неделю. Сегодня пойду на участок.
После работы задержалась еще на добрый час. Осталась в своем отделе и Зина. Домой возвращались уже в сумерки. В городе тихо, прохожих очень мало. А мы наперекор унынию пели на всю улицу:
— Есть что-нибудь новое? — тихо спросила Зина, когда допели мы последний куплет.
— Вчера была двадцать пятая годовщина Украинской Советской Социалистической Республики. К этому дню наша армия освободила от фашистов первые населенные пункты Украины. Понимаете: первые населенные пункты Украины. На Волге продолжается успешное наступление, в окружении — почти полумиллионная немецкая армия…
— Ой! И это из достоверных источников?
— Абсолютно.
— Эх! — И она затянула песню с самого начала.
Дома за ужином попросила маму ночевать у меня, с Маринкой, так как, возможно, не возвращусь с участка.
