— Я приеду в четверг, — сказал Альбер, улыбаясь.
— Я жду вас уже два часа… Я думал, сегодня вы уже не приедете, — тихо сказал Альбер, подходя к Берте, когда Мари-Луиза отошла за ракеткой. — Путь сюда не близкий; есть отчего расстроиться: проехать такое расстояние по жаре, чтобы оказаться в компании малышек Дюкроке… Я называю их малышками, а ведь по возрасту они даже старше вас, — сказал он, садясь на скамейку. — Но только вы, как мне кажется, понимаете все, что вам говорят: вы делаете такие поразительные замечания, а глаза… До каких лет человека можно считать ребенком? Детские игры — это как работа у взрослых. Стоит детям подумать, и у них готово свое суждение обо всем. Мари Брен рассказывала мне, что она влюбилась, когда ей было двенадцать лет. Я спросил ее, как она ощущала эту любовь. И она ответила: «Мне хотелось положить голову ему на плечо». Ее страсть не требовала слишком многого. Но при этом ее сердце уже было полно любовью.
— Госпожа Брен уехала? — спросила Берта.
— Да, она сейчас в Шотландии… Мне кажется, вы немножко похожи на Мари Брен.
— Она кузина сестер Дюкроке.
— Я знаю, но такое впечатление, что это вы ее кузина. Волосы у вас не такие светлые, но в глазах столько прелести… О! Это, можно сказать, удивительная женщина… У нее такая яркая жизнь! Начать с того, что она влюблена… а это, должен вам сказать, не часто встречается.
Он наклонился, подобрал закатившийся под скамью мяч и бросил его Лорану, который не успел уклониться и, получив удар прямо в лицо, с растерянным видом поправил лорнет.
— А Эснер вдобавок привносит в ее жизнь те удовольствия, которые дает богатство. Ей удалось сохранить уважение жителей Нуазика… Вы сами видели, как мамаши, если воспользоваться выражением вашего друга Андре Шорана, окружили ее улыбками, а ведь она живет с человеком, который не является ее мужем. Я вас однажды спросил, не знакомы ли вы с Эснером. Мне показалось, что вас это оскорбило. Интересно, почему? Говорят, он весьма достойный человек.
— Моя сестра знакома с ним, — сказала Берта, — а я видела его в Медисе. Такой высокий мужчина.
— Я расскажу вам историю госпожи Брен. Вы можете хранить тайну?.. Вы должны пообещать мне… Вы ничего не скажете ни Андре Шорану, ни его сестре?..
Берта, чье лицо было закрыто полями шляпки, опустила глаза, смущенная и сгорающая от любопытства.
— Так слушайте!.. Но только сядьте поближе ко мне… вот… Давайте посмотрим, как они играют… Не нужно, чтобы у меня был такой вид, будто я рассказываю вам нечто слишком интересное… Видите, Андре делает успехи… Браво! Господин Дюкроке! — крикнул он, а затем шепотом продолжал: — Ей было пятнадцать лет. Окна ее дома выходили во двор коллежа; это важная деталь…
Партия закончилась, и Берта резко встала. Альбер проследил взглядом, как она идет по лужайке, нежно держа Ивонну за руку и заливаясь детским смехом. Она вдруг показалась ему пустышкой; он повернулся и пошел в сторону замка.
Господин Дегуи ел молча, часто подпирая голову рукой, с тем грустным видом, что стал теперь для него привычным. Иногда глаза его обращались к дочери, и он наблюдал за ней долгим, пристальным взглядом.
По вечерам до Берты доносились сквозь стену ужасные раскаты отцовского гнева, когда-то так пугавшего ее; теперь она старалась ничего не слышать, и для этого начинала громким голосом читать молитвы. Она поняла, что отец выражает госпоже Дегуи свое недовольство в связи с поездками в Фондбо, но когда Андре с Мари-Луизой заезжали за ней, она быстро бежала переодеваться и вскакивала в коляску.
В тот день Альбер приехал в Фондбо поздно; Андре уже приказал закладывать коляску, чтобы ехать обратно.
— На следующей неделе я уезжаю, — сказал Альбер, подойдя к надевавшей в вестибюле шляпу Берте. — Сюда я больше не вернусь… Париж — скучный город… Но я буду часто думать о вас. Быть может, когда-нибудь я увижу вас вновь, но вы будете тогда уже совсем взрослой и забудете меня.
— Я вас не забуду, — сказала Берта.
— Сегодня я приехал, чтобы попрощаться. Мне неприятно, что в минуту расставания вокруг нас так много посторонних. Вы что, никогда не выходите из дома одна? Ведь ездите же вы когда-нибудь в Нуазик? Завтра к вам придет Мари-Луиза. Кстати, в котором часу она отправится домой?
— Часов в шесть.
— Послушайте, — продолжал Альбер, быстро и равнодушно оглянувшись на госпожу Дюкроке. — Проводите Мари-Луизу до фермы Монтамбер. Когда она уйдет, оттуда выйду я. Могу же я просто прогуливаться по дороге.
Берта кивала в ответ Альберу, не слишком понимая, к чему он клонит.
На следующий день, выходя из дома вместе с Мари-Луизой, она вспомнила сказанное вчера Альбером, но не придала этому большого значения и шла по столь хорошо знакомой ей дороге, такой спокойной и умиротворяющей.
Недалеко от фермы Монтамбер она расцеловалась с подругой и пошла обратно. Вдруг непонятно откуда рядом с ней появился Альбер.
— Это очень мило с вашей стороны… Я ждал вас… Я боялся, что вы испугаетесь и не придете… А все так просто… К тому же на дороге никого и нет, — бормотал он.
Берта стояла неподвижно, испытывая одновременно и смущение, и страх перед этим человеком, который разговаривал с ней, почтительно сняв шляпу. Неожиданно она вспомнила Нелли Пассера, о которой поговаривали, что она испортила себе репутацию. Наверняка Нелли так же вот и погубила себя, подумала Берта, почувствовав, что совершила грех, за который ей придется расплачиваться.
— До свидания, мадемуазель Берта, — сказал Альбер. То ли вид этого боязливого детского личика, то ли ощущение покоя, исходившее от безлюдной дороги, перечеркнули разом все его фантазии. — Дайте мне вашу руку, поскольку я уезжаю… Ваши детские пальчики… Вот так прощаются с маленькими полячками, — сказал он, крепко прижав руку Берты к свои губам.
Берта понимала, что позволила Альберу излишнюю вольность, но при этом удивлялась, что почти не испытывает угрызений совести. К тому же этому молодому человеку то, в чем она себя упрекала, видимо, казалось совершенно естественным. Вспоминая некоторые высказывания Альбера, она заметила, что и он, и некоторые другие уважаемые люди их круга относились к поведению Мари Брен без всякого осуждения. Так что было совершенно непонятно, какие же именно поступки следует считать предосудительными. Берта хотела было поделиться своими сомнениями с аббатом Перпером, но тот каждый раз прерывал ее, стоило ей начать свои рассуждения. Священник требовал от нее только одного: покаяния и смирения, ей же хотелось все с ним обсудить и получить необходимые разъяснения.
Как-то раз в воскресенье, возвращаясь домой после мессы, она решила поговорить обо всем с матерью. Однако госпожа Дегуи зашла в магазин.
«Что же так долго мама там выбирает!» — говорила себе Берта, ожидая ее перед дверью. Потом, когда она подумала, что они наконец-то пойдут домой, госпожа Дегуи забежала еще в одну лавку.
«Она хочет купить все, что доставляет удовольствие Эдуару, — размышляла Берта, от нетерпения начиная сердиться на мать. — Она заботится о семье. Хочет, чтобы Эдуар сказал ей: „Матушка, вы меня балуете!“ Но, если уж честно, то она не обладает истинной щедростью. Она ведь так равнодушна к нищим…»
Госпожа Дегуи семенила по дороге, держа в руках свои пакеты; ее миловидное лицо было покрыто маленькими капельками пота. Она торопилась домой, чтобы поспеть к обеду.
Берту, так долго ждавшую мать, чтобы начать разговор, раздражала эта спешка.
— Уж в воскресенье-то можно было бы вернуться на машине! — сказала она.
— Нет, доченька.
— Ты все усложняешь, — сказала Берта, знавшая, что мать часто экономила на мелочах — кусочках
