холодной поверхности мрамора.
Она сказала себе: «Я буду вести себя совершенно спокойно; в прошлом году у меня бы не хватило терпения, я бы уже швырнула в него эту вазу». Но это воспоминание только спровоцировало ее срыв, и она закричала:
— Ты мне надоел! Идиот!
И, бросившись в кресло, она закрыла лицо руками.
— Мне нет никакого дела до твоего процесса! — сказала она сквозь рыдания. — Я говорила с тобой о нем, чтобы доставить тебе удовольствие!
— Извини, — быстро проговорил Альбер, обнимая ее. — Я был резок с тобой, нес вздор, и вообще я пошутил. Просто мне не понравилась твоя самонадеянность. Это все ерунда. Я просто говорил первое, что придет в голову… Нет, правда, я уже даже и не помню, что я говорил.
Слезы душили ее; она перевела дыхание и закричала:
— Да, я не ученая! И я это прекрасно знаю!
— Разве это так важно, — говорил Альбер, сажая ее к себе на колени, — то, что ты знаешь, что ты говоришь, что мы говорим…
Охваченная новым приступом отчаяния и рыдая, как испугавшийся собственной раны ребенок, она жалобно воскликнула:
— У меня… у меня было только мое сердце! Моя любовь!
Он гладил ее по голове, баюкал, не в состоянии унять ее безутешное горе.
— То, что я люблю в тебе, — говорил он, — это нечто совершенно другое… нечто гораздо большее…
Ему хотелось высказать ей всю свою любовь, но ничего не приходило в голову, и он только повторял:
— Ты просто женщина, вот и все.
В ожидании Эме Шерикса, с которым он должен был встретиться в два часа, Альбер вошел в библиотеку Дворца и вытащил из своего портфеля записи, специально сделанные крупным и четким почерком, чтобы можно было разобрать их издалека; выступая в суде, он всегда держал их перед собой, хотя никогда в них не заглядывал. Он снова сложил бумаги и тут заметил подходившего к нему Гийемо.
— А вас спрашивает одна очаровательная дама, — тихо сказал Гийемо, вытирая надушенным платком шею под пристежным воротничком.
— Очаровательная дама?
— Госпожа Кастанье. Она ждет вас в вестибюле.
Одетта стояла возле окна, прямая, сдержанная, трагичная.
— Я могу с вами поговорить? — без намека на улыбку быстро сказала она, осматриваясь вокруг озабоченным взглядом.
— Мы найдем скамейку в коридоре, — сказал Альбер, остановившись, чтобы пропустить Одетту вперед.
— Это здание — просто целый мир, — неожиданно мило и легко проговорила Одетта. — Я проходила по бульвару Сен-Мишель и подумала, что вы, может быть, сейчас во Дворце. Я встретила господина Гийемо, он очень любезно предложил проводить меня, и мы долго искали вас по всем закоулкам. Так странно видеть мужчин в мантиях! Здесь после улицы кажется прохладно.
Одетта села на скамейку рядом с Альбером.
— Я вас никогда не видела в этом костюме, — сказала она, опустив глаза. — Он вам идет. Дома вас совсем невозможно застать.
— Почти каждый день я возвращаюсь домой в пять часов. Вчера, правда, вернулся поздно… Кажется, вы приходили к нам?
— Я хотела спросить у вас совета по поводу моего развода, — быстро выпалила Одетта.
— Вы решили развестись?
— Сначала я хочу знать, как это происходит. У меня нет ни малейшего представления о формальностях.
— Думаю, что вы все-таки приняли правильное решение, — сказал Альбер, улыбаясь Эме Шериксу, наблюдавшему за ними издалека.
— А вы считаете, что это справедливо! — воскликнула Одетта, лихорадочно теребя свой зонтик. — Я буду обречена на одиночество! На нищету! В чем я виновата, чтобы нести такое наказание?
— Вы все еще любите своего мужа? — спросил Альбер.
Одетта как-то странно посмотрела на Альбера, пристально и словно чуть насмешливо.
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — медленно произнесла она.
Затем она с задумчивым видом опустила глаза и посмотрела на брюки Альбера, видневшиеся между полами его мантии.
Он пробормотал немного смущенно:
— Я спрашиваю вас об этом, потому что этот момент следует принимать во внимание.
Затем он непринужденно продолжил:
— Прежде всего нужно получить согласие председателя гражданского суда. Вы должны подать председателю прошение.
— Нужно будет встречаться с председателем? — рассеянно спросила Одетта, наблюдая за двумя адвокатами, беседовавшими с молодой женщиной.
Она добавила:
— А здесь много женщин.
— Здесь даже есть женщины, выступающие в качестве защитников.
— И они правы. Нужно научиться обходиться без мужчин. Господин Гийемо сказал мне, что вы замечательный адвокат. Мне было бы так интересно послушать вас. Где вы выступаете?
— Когда как. Например, сейчас я буду выступать в третьем зале. Вон та дверь, там, где стоит мужчина, который только что прошел мимо нас.
— Он смотрит сюда. Он как будто ждет вас.
— Да. Это мой клиент.
— Я вас задерживаю, простите, — сказала Одетта, вставая. — Ну так что? Мне можно будет войти в этот зал? Мне можно вас послушать?
— Уверяю вас, это совсем не интересно…
— Напротив, это доставит мне удовольствие. Я не уверена, что увижу вас после окончания, потому что в четыре мне нужно будет уйти. Да, кстати, — сказала она, задержав руку Альбера в своей руке, — знаете, мы идем на генеральную репетицию Николье. Кажется, у него получилась хорошая пьеса. У нас есть два места для вас в нашей ложе. Приходите. Я буду рада видеть вас. В понедельник, в два часа.
— Но днем, мой дорогой друг, я не принадлежу себе.
— Ни дня передышки!
— Какой номер вашей ложи?
— Я сейчас не помню. Послушайте… я зайду к вам завтра вечером. Берте об этом даже не стоит и говорить. Я предпочитаю пригласить ее сама. Не говорите ей, что видели меня. Не стоит…
Она добавила с улыбкой:
— Я вам потом объясню, так, пустяки…
И, взглянув на Эме Шерикса, она торопливо удалилась.
Когда заседание суда закончилось, Альбер стоял возле своей скамьи. Он посмотрел в глубь зала и заметил, что Одетта уже ушла. Он сложил бумаги в папку с делом, отобрав из них лишь несколько документов, которые, по его мнению, председателю были не нужны. Эме Шерикс подошел к Альберу и пожал ему руку; не говоря ни слова, оба покинули зал.
— Решение суда мы узнаем в пятницу, — сказал Альбер, когда за ним закрылась дверь. — Я настоял на этом, когда увидел, как язвительно он заговорил…
Перед гардеробом Эме Шерикс сказал ему:
